Откуда для фильма «Апостол» взялся Фоменко, не похожий на себя

Зрители 12-серийной шпионской телесаги уже вынесли «приговор»: таким они шоумена, автогонщика, музыканта, создателя радио, тусовщика, а также просто брутального мужчину, излучающего денежную энергию, еще не видели. Некоторые вообще считают, что с этой роли Николай Фоменко начался как серьезный, глубокий актер. Он не согласен, но...

«7 штук со времен Шекспира»

  - Говорили, что вы очень хотели получить роль капитана Хромова. Почему?

  - Эта роль  потрясающе прописана. Там есть что играть... Сценарий писался не о том, как бегают с автоматами и стреляют. Он - о людях. И как они существуют в экстремальных условиях войны. Война - это ведь не десять миллионов на десять миллионов. Это один на один.

  - Вы много снимались в кино, но в «Апостоле» сыграли первую серьезную главную роль?

  - У меня было много главных ролей. Просто они не были такими длинными. Это вам сейчас кажется, потому что вы смотрите 12 серий. Здесь просто было много возможностей, и мы выстраивали характер. Хромов, на мой взгляд, - это человек, который находится в игре. Как мяч. Поэтому он разный. Его много. Несколько Истоминых и несколько Хромовых. Поэтому и образы не актерские, а человеческие. «Ухватить за хвост» Хромова достаточно сложно. С руководством это один человек, со своими подчиненными - другой. За линией фронта - третий. В разных ситуациях с Павлом - четвертый.

  - В тех мнениях, которые высказывают о картине, есть и такое: вы полноваты для своего героя, в то время среди чекистов не было людей такой комплекции.

  - А Берию вспомните? Он что, был поджарый и сухой? Я специально поправлялся! Мне хотелось играть человека фактурного. Его масса должна была быть видна. Мы сделали кино, которое из ряда сегодняшних фильмов выбивается только потому, что все приемы, которые мы использовали, - это то, чему нас учили в театральных институтах, а не на «Фабрике звезд».

  - Вашего Хромова в какие-то минуты ненавидишь, в какие-то - любишь. Непонятно, как он мог так обойтись с семьей Апостола. Притом зная, что его любимая женщина сама сидит на зоне. Сцена встречи Хромова с любимой - очень сильный эпизод. Или момент, когда Хромов плачет после встречи с женой, который «распиарили», мол, в этом фильме вы увидите плачущего Николая Фоменко.

  - У нас как-то сегодня все не так. (С издевкой) вы увидите плачущего Фоменко! Я не думаю, что наша работа настолько плоха, что можно делить героя на плачущего или смеющегося. Есть ткань материала, где, нам кажется, мы сделали так, что зрительский интерес не пропадает... Мы надеемся, что те люди, которые смотрели «Семнадцать мгновений весны» или «Майор Вихрь» в свое время, не следили в особенности за сюжетом. Они следили за вторым и третьим планом. Из этого и состоит предмет творчества. Я уж не говорю - искусства. Сюжетов - семь штук со времен Шекспира. Других нет. Можно говорить что угодно, они все одинаковые.

Неверие - от серости

   - К исторической достоверности таких фильмов зрители всегда предъявляют особый счет. Что ответите, если, например, вам скажут, что за такое короткое время, как обозначено к фильме, нельзя было подготовить человека к внедрению в разведшколу Абвера. Что после серьезной операции на глаза человеку нельзя даже тяжести поднимать, а его учат боксировать и драться.

  - Сегодня человек идет в какую-нибудь современную офтальмологическую клинику, приходит в 11 утра, а в час дня он уже в порядке. И что происходило в недрах НКВД и происходит сейчас, кто знает? Помните песню: «У нас есть такие приборы, но мы вам про них не расскажем». К сожалению, совсем не осталось людей, которые могли бы что-то по этому поводу рассказать... Когда мы снимали сцены с самолетами, были под Москвой в Монино. Там на открытом воздухе - музей авиации. В очень плохом состоянии, конечно, но там стоят все наши самолеты, которые изобретались со времен войны и даже раньше по сегодняшний день. Там стоит даже летающая тарелка. Если людям это показать сегодня, то они будут думать, что их, возможно, обманывают. Это неверие основывается, к сожалению, чаще всего на серости. Не на желании быть грамотным. В Монино такие образцы 48, 53 года...  Это просто можно сойти с ума, какая техника была в нашем отечестве сделана в ХХ веке.

Браться за военную тему сегодня достаточно сложно. Потому что почти никого не осталось, кто бы это помнил. Образчики все, которые появляются сегодня на телеэкране, они мне, человеку, который в пионерском детстве пересмотрел всё про войну...

  - Кстати, а что вам нравилось смотреть про войну?

  - «Они сражались за Родину». Я считаю, после этого фильма тема закрыта, можно вообще не открывать рот. Кстати, могу сказать, когда Бондарчук снял «Они сражались за Родину», этот фильм шел вторым экраном. И прошел плохо, и его не давали показывать, потому что кино, конечно, было антисоветское. И вот тогда уж писали письма, я вам скажу! А там же снимались люди, которые все воевали!

 «Мы с Мироновым одной школы»

   - Как вы с Мироновым работали?

  - Мы - профессионалы. В принципе, одной школы. Я оканчивал Ленинградский государственный институт театра музыки и кино, а он - школу-студию МХАТа. Поэтому, в общем и целом, мы не с улицы ребята, на одном языке разговариваем.

  - Что для вас было более экстремальным - участие в опасных гонках или съемка в таком фильме?

  - В профессии я не экстремал, не люблю никаких рисков. Автоспорт в моей жизни был средством зарабатывания денег. Я был профессиональным гонщиком, сейчас им уже не являюсь. И в «Апостоле» я снимался как профессиональный актер. Я, прошу прощения, не Борис Моисеев. Меня учили в институте большому количеству вещей. Еще я играю на массе инструментов и знаю нотную грамоту, потому что у меня десятилетнее скрипичное образование. Поэтому у меня не возникает никаких сложностей. Наоборот, большая радость, что мне достался такой материал.

  - Вы из Питера, а теперь еще и сыграли энкавэдэшника, чекиста. Не конъюнктура ли это?

  - Мы питерские такие. Пришли надолго...

Фото с www.lori.ru