Эти заметки - реакция на замечательную статью Ержана Есимханова «Больше жестокости - больше протесты» (№ 4 (983) от 28.01.2021 г.). Конечно, чувство безнаказанности, чувство вседозволенности значит много, равно как и то, что многое здесь зависит от позиции руководства силовых либо каких-то иных структур. Как верно и то, что подобное возможно не только в какой-то конкретной стране. Вспомним демократичнейшую Эстонию, где, если верить показанному на экранах, и били, и пинали лежащих протестантов не в такое уж давнее время.

Но я невольно думаю и об ином. Дозволить-то можно. Но всякий ли, кому дозволено, будь он в какой угодно форме, сможет пинать или волоком тащить по земле женщину? Ведь одно дело - как иные говорильщики в Думе, в теплом безопасном зале вещать о необходимости жесткого наведения порядка, и совсем иное - орудовать руками и ногами.

Очень уважаемый мною как мыслитель Карл Маркс, если его перенести из кабинета в гущу событий Французской революции, где безумствующие толпы прямо на улицах (еще до гильотины) рубили мужские и женские головы, терзали тела, а пушки могли бить по толпе, то он, наверное, чисто эмоционально, уже не считал бы революции «праздниками угнетенных масс». Увы, революции и протесты - трагедии. Другое дело, что, как правило, трагедии в определенных ситуациях неизбежны, и на одних провокаторов тут все не свалишь.

И все же сейчас я не столько об этом. Если сравнить наш мир с миром хотя бы советской массовой культуры, то мы увидим одно колоссальное различие. Жестокость была и тогда. А когда ее не было? Но ее не выдвигали на авансцену эмоций. Избиение слабого в жизни было, но никогда не рекламировалось, не почиталось за доблесть, не смаковалось. Точно так же, как и обладание чем-то, скажем, перочинным ножичком, могло стать предметом мальчишеской гордости, а не гордости взрослого человека. Да и у юношей моего поколения предметом гордости было прежде всего не то, что я имею, а то, что я умею, знаю и могу.

Сегодня же, когда глубинные ценности меняются, причем вкупе с направленными потоками массовой культуры, с постоянными демонстрациями садистской жестокости, когда уголовный лексикон стал языком не только культуры, но и политики, непросто взывать к служителям правопорядка и законности. Ведь они же из того самого мира, в котором живем все мы. И если сегодняшний закон не позволяет применить смертную казнь к тем, кто доказанно насилует и дико убивает совсем юную девушку, и мы привыкаем к этому, то так ли уж убедительны наши претензии к тем из силовых структур, кто применяет коробящую, буквально отталкивающую жестокость?

Не сужу обо всем мире, но, начиная с перестройки, мы стали и свидетелями, а в чем-то и соучастниками отравления глубинных основ нашей культуры жестокостью, которая, как и городской смог, стала ощущаться чем-то обыденным. Всю массовую культуру, конечно, в иное русло так просто не повернешь. Но культура художественная и культура информационная не могут быть культурой смакования боли. В противном случае все наши стоны и ахи останутся лишь пустым сотрясением воздуха.

Юрий БОНДАРЕНКО, Костанай