Преподаватель костанайского университета - о том, что рассказывал о войне его отец

Приближается праздник Великой Победы. Каждый год его встречают все меньше людей, которые были непосредственными архитекторами, участниками Великой Отечественной войны. И поэтому хочется вспомнить каждого поименно, передать воспоминания ветеранов молодому поколению. Вот и я хочу пересказать некоторые из рассказов моего отца о той войне.

Михаил Поезжалов (стоит) в конце 1945 года, скоро после возвращения из госпиталя. Рядом - его друг детства

Мой отец, Михаил Сергеевич Поезжалов, ушел на фронт добровольцем. Простой деревенский парень, образование которого закончилось в шестом классе, не был ни активистом, ни комсомольцем. В армию попросился не из идейных соображений, а чтобы иметь шансы выжить, как это ни парадоксально звучит.

Дело в том, что в 1942 году его и еще несколько других 16-летних подростков из деревни отправили работать на шахту в Караганду. Жили впроголодь, частые аварии на шахтах вызывали ужас оттого, что могут остаться навсегда под землей. Вот они с другом и решили, что лучше уж погибнуть в бою, но быть одетыми и  накормленными. Отец приписал себе год к возрасту и явился в военкомат. Парнем он был рослым, а метрики, по выражению отца, никто не спрашивал.

Так, в ноябре 1943 года он попал на Белорусский фронт автоматчиком, а после первого легкого ранения и пулеметчиком. Вообще, ноябрь для моего отца был знаковым. Он родился в ноябре, в ноябре попал на фронт и в ноябре 1945 года был демобилизован 19-летним инвалидом II группы.

Нам, сыновьям, родившимся через три года и шесть лет после войны, отец почти ничего о войне не рассказывал. Отдал нам фронтовые медали, которыми мы награждали себя и друзей во время наших игр в войну. Это сейчас мальчишки играют в войнушку. Мы играли в войну, потому что наши родители и деды воевали, а по деревне ходили мужики без рук и на костылях.

Причина, по которой отец не рассказывал о войне, вскрылась уже тогда, когда у него появились внуки. Оказывается, когда он выписался из госпиталя и вернулся домой, в процессе застолья по поводу возвращения поделился с односельчанами увиденным в восточной Пруссии, где отец заканчивал войну в операции по взятию Кенигсберга.  Отца, деревенского парня, поразил немецкий свинарник, который они отбили в атаке. Расстрелянные и уже начавшие разлагаться свиньи были абсолютно чистыми, не считая крови, лежали в абсолютно чистом, выбеленном и светлом свинарнике, где не воняло навозом. В подпитии мой отец и сказал, что свиньи в Германии живут получше нашего. Кто был в этой дружеской компании стукачом, так и осталось неизвестным. Но через день за отцом приехали. Он отсутствовал трое суток, а когда вернулся, больше о событиях на фронте не рассказывал.

Но позже, когда его донимали внуки просьбами рассказать о войне, отец кое-что рассказывал. Особенно запомнились некоторые истории.

По прибытии на фронт, где уже прошли бои, отец заглянул в подбитый немецкий танк. Обычное мальчишеское любопытство. Взобрался на танк и заглянул в открытый люк. В нос ударил запах сгоревшей плоти, и отца вырвало. Есть не мог два дня - сразу вспоминались полусгоревший труп и запах. Со временем видел и не такое, но первое запомнилось.

 Михаил Сергеевич Поезжалов. Предположительно 1972-1975 годы

Когда Белорусский фронт разделился на два, отец попал во 2-й Белорусский под командованием Рокоссовского. Вспоминал, как шла передислокация войск во время операции «Багратион» по освобождению Белоруссии. Скрытная переброска войск обеспечивалась тем, что солдаты ночью передвигались в нужное место пешком. Отец с удивлением вспоминал, как в колонне солдаты спали на ходу, а, чтобы не выходили из нее, по краям колоны ставились отдохнувшие, которые будили солдата, если он уходил от колонны в сторону.

Запомнилось ему, молоденькому мальчишке, и то, как зверствовали бандеровцы в партизанском белорусском крае.

Однажды красноармейцы отбили у противника богатое село. Почему богатое? Да потому, что в селе была церковь. Так в этой церкви были свалены трупы женщин и детей. Женщины были обезображены, с выколотыми глазами, обрезанными грудями и бутылками,  вставленными в половые органы, а детишек перед убийством просто брали за ножки и ударяли об землю. Отец сказал: «В тот день всех пленных, а это были бандеровцы, мы расстреляли, а детишки и по сей день иногда снятся».

Отец получил тяжелое ранение 23 февраля 1945 года в боях при взятии Кенигсберга. Причем одновременно в него попали осколок снаряда и пуля. Осколок вынули в госпитале, а пулю из печени удалил хирург Сатановский в костанайской областной больнице аж в 1956 году. 

Лично я был поражен одним отцовским рассказом.

В госпитале отец лежал в городе Могилеве, где его и застала Победа. Почти у каждого из раненых солдат в укромном месте лежал пистолет. Достали оружие, но вот выразить радость лежачему сложно - стрелять в палате не станешь! Санитарами в госпитале были пленные немцы, которым и было приказано всех лежачих вынести на воздух. Отца на носилках с четвертого этажа школы, служившей госпиталем, спускали двое таких же молоденьких, как он сам, по словам отца, немчуренка. На них была немецкая форма, полностью мокрая от пота. И несли они моего отца, тогда совсем не тяжелого, на подгибающихся ногах. И отец рассказывал, что ему этих мальчишек стало так нестерпимо жалко, что навернулись слезы. Подумалось, что этих мальчишек, наверное, тоже мамки ждут, а о том, что они живые, не знают.

Во дворе госпиталя раненых разложили на траве, и тут они устроили победный салют. Палили, пока не кончились патроны. А на следующий день приехал майор из политотдела и приказал всем сдать оружие, иначе отдадут под суд. Солдаты, да и офицеры, расставались с оружием легко. В принципе, каждый берег его именно для этого дня.

И этот день пришел.  

Фото из семейного архива