Владислав Галбен - о себе, костанайских скульптурах и участи бедного художника

Что-то не синхронизируется в голове при попытке понять этого человека. С одной стороны, истинный художник с вживленной в организм стрелкой компаса, постоянно вертящейся в поисках новых мест для жизни и творчества. С другой - железной воли приверженец йоги, больше 10 лет назад отказавшийся от мяса, курения и алкоголя, часами пребывающий в асанах и медитациях; закрытый для «не своих» на все щеколды скромник, на которого иронично поглядывает его же бюст в облачении Цезаря. В попытках разобраться, какой же он на самом деле, костанайский художник и скульптор Владислав ГАЛБЕН, и родилось это интервью.

- Влад, ты целенаправленно шел к тому, чтобы стать художником, или так получилось?

- В детстве передо мной стоял нелегкий выбор: либо баян, либо рисование. Из двух зол я выбрал меньшее и пошел в первом классе в художку в УШИ (Урицкая школа искусств - «НГ»). Внезапно оказалось, что там нужно много учить, а мне этого и в обычной школе хватало, поэтому я передислоцировался в хореографический кружок. Потом как-то незаметно снова вернулся в художку и закончил ее. После окончания школы понял, что надо определяться в жизни. Денег на учебу в вузе не было, и я подумал: «Пойду-ка я в армию». Но не ушел. Мне повезло: в КГУ как раз в тот год открылась кафедра изо, и я поступил. Кстати, наш выпуск оказался первым и последним: когда я закончил учебу, кафедра закрылась. Первое время я работал по специальности - учил детей в художественной школе. Параллельно выставлялся. В 25 лет стал самым молодым членом Союза художников Казахстана.

- У нас это звание что-нибудь дает или является номинальным, добавляя художнику разве что авторитета в определенных кругах?

- Скорее, номинальным. Раньше для членов союза строились мастерские. У нас в Костанае была такая попытка, и даже место выделили - старое здание училища. Но до воплощения так и не дошло.

- Как ты считаешь, у тебя есть свой стиль?

- Я учился у Александра Васильевича Захарченкова. Сильный практикующий художник. Из-под такой школы тяжело выйти. Меня обвиняли в излишней похожести на него. Не отрицаю - сначала так и было. Но в этом нет ничего зазорного. Английские художники 200 лет писали по одним канонам.

- То есть индивидуальная манера для художника роскошь?

- Скажем так - не всем это дано. Есть много хороших художников, которые так и не разработали свой язык. Я к этому иду, по крайней мере, стараюсь идти. Это долгий путь исканий в выражении, материалах, жанрах...

- У тебя много портретов. Как ты выбираешь людей для них?

- Я пишу периодами: одно время - только пейзажи, потом у меня период абстракции был. И, если я пишу портреты, я пишу только их, не отвлекаясь. Красивых людей не ищу, выискиваю интересное соотношение пропорций. Бывает, у человека все черты лица крупные, далекие от канонов красоты, а вместе - именно то, что мне нужно. Как говорит мой друг Егор Кислицын, нужно полюбить того, кого ты рисуешь. Тогда в каждом портрете останется кусочек тебя. Это как в СССР бюст Ленина в Грузии имел грузинские черты, в Монголии - монгольские (смеется).

- Судя по нашумевшему «Тобольскому мыслителю» и другим работам, которые я здесь вижу, ты как-то в последнее время переметнулся в область скульптуры...

- Так и есть. Мы сейчас к выставке готовим серию бюстов. Около месяца уже не рисую - два портрета незаконченных лежат. Навыки теряются очень быстро. Недели две - и ты уже не так чувствуешь цвет.

- А где сейчас ваш «Тобольский мыслитель», с которым вы с Егором прославились на всю республику? Помнится, власти хотели его куда-то забрать и использовать в эстетических целях?

- Да вон, во дворе стоит. В краеведческий музей его не берут. Заместитель директора Галина Саталкина считает «Тобольского мыслителя» непревзойденным образчиком искусства, который не стоило воспроизводить. Но вроде бы его обещали забрать для украшения новой набережной.

- В последнее время много критики обрушилось на так называемые малые формы, украшающие наш город. Как ты считаешь, мы массово не понимаем современного искусства или его там нет?

- Это влияние времени и отражение экономической ситуации в стране. Рождение монумента - сложный процесс, отнимающий много времени, моральных ресурсов, и соответственно, денег. Платить достойно за работу скульптора власти не хотят. В итоге мы и получаем то, что видим каждый день. Все эти малые формы характеризуют состояние культуры в Казахстане в общем. Вспомнить хотя бы скандал с памятником Абая в Усть-Каменогорске, который стараниями скульпторов превратился в карлика. Диспропорции видны даже тем, кто не знаком с этим понятием. Между тем чиновники дали добро, и памятник установили.

- Может, чиновники мыслят стереотипами: художник должен оставаться бедным, и, значит, нечего ему платить. Скажи, а можно ли у нас заработать этим на жизнь?

- Нет, конечно. Но я все время зарабатываю чем-то сопряженным. После увольнения из художественной школы работал на «Баян Сулу» дизайнером. Виноград, который до сих пор украшает фантик конфеты «Изюминка», я рисовал вручную. Также разрабатывал обертку для «Мишки на Севере». Потом случился скандал с авторскими правами на эти названия, когда «Красную Шапочку» переименовали в «К бабушке», а «Мишку на Севере» в «Заполярье». И я ушел. Потому что сидел между юристом и бухгалтером и постоянно попадал под перекрестный огонь их разборок. Потом я уехал в Астану, где познакомился с одной дамой. Она предложила мне поработать в студии. В Астане как раз в то время проходил саммит. Помню, как на улицах было пустынно - только кучки полицейских встречались повсеместно. Вскоре вернулся в Костанай. Вадим Быков открыл арт-студию на крыше ЦУМа, где я преподавал. То есть не совсем на крыше, а на последнем этаже, где был выход на нее. Потом судьба меня занесла в Челябинск. Там я занимался лепниной. Мы украшали Центр по искусственному оплодотворению. Но город мне не пошел. Я видел, как над Челябинском пролетел метеорит. В тот день мы спокойно пили себе чай. За окном вставало солнце, и тут вдруг оно начало вставать как-то слишком стремительно. Потом - вспышка, взрыв, аж стеклопакеты выдавило. Выглядываю в окно: с одной стороны - зеленоватое облако, с другой - сиреневатое. И я подумал: «Ну вас с вашим грязным и пыльным Челябинском!» И в который раз вернулся. Я долго метался - ездил туда-сюда, а потом встретил Егора. Он говорит: «Давай полепим!» Вот так и лепим уже 2 года. Это для души. А для заработка ритуальными памятниками занимаемся.

- Мне тут разведка донесла, что ты буддист, йог и аскет, который отказывает себе чуть ли не во всех удовольствиях жизни?

- Нет, буддист - это не про меня. А йога - да, мое. Впервые книжка с асанами хатха-йоги попала мне в руки еще в детстве. Мы с мальчишками во дворе пытались все это повторить. Возобновил занятия йогой, уже будучи студентом. С того момента в моей жизни стало все меняться - я отказался от алкоголя, курения и мяса. Это было в 2004 году.

- И что, с тех пор ни кусочка мяса, ни капли алкоголя и ни одной затяжки?

- Каюсь, срывы были. Это не очень просто. Как-то я, не помню уже, по какой причине, съел мясной бульон. Сказать, что мне было плохо - это совсем ничего не сказать. Да и с алкоголем... Я до того момента как-то себе в радостях такого рода не отказывал. Все мое окружение отдыхало только с присутствием спиртного. Срывы были, но через некоторое время я полностью отказался от всего, что изменяет сознание. Для чего люди пьют? Они отпускают мысли, которые их тревожат. Я же научился делать это с помощью медитации.

P. S. Насчет гипсового Цезаря с лицом Влада. Смущаясь, объясняет: «Это не я, это Егор придумал...» Возмущенная реплика Егора Кислицына: «Ты же сам сказал: Цезарем быть хочу! Це-за-рем!» И кому теперь верить?..