Человек по-настоящему живет, пока ему все на свете не безразлично

С Николаем Алексеевичем Миролюбовым накануне его 85-го дня рождения мы проговорили больше двух часов. По сравнению с датой, с которой его хотелось поздравить, это, конечно, сущий пустяк. Могли бы беседовать еще пять раз по столько.

Уж такая биография - правнук участника Отечественной войны 1812 года; сын солдата, павшего в другую Отечественную; мальчишка, проживший 17 месяцев в ржевском пекле; первоклассный машинист, 47 лет жизни которого неразрывно связаны с историей железной дороги. Да он, почетный железнодорожник СССР, эту историю и делал, даже юбилеи отмечает параллельно с Костанайским отделением дороги.

Сейчас ему - без пятнадцати сто, Победе над фашистами - семьдесят, отделению - пятьдесят пять.

Был рожден подо Ржевом

Миролюбовы - тверские, из-подо Ржева, того самого, где, по словам поэта, «от крови трава на века порыжела». Трава, конечно, там, где погибло 2 миллиона советских солдат, выросла обычная. Но вот как плыли в сорок втором трупы по Волге, на которой стоял город, маленький Коля Миролюбов видел, а нынешний Николай Алексеевич не забыл.

Он вообще много чего повидал из того, о чем мы читали в учебниках канонические тексты. Коллективизацию, например. Уже упомянутому прадеду Парфену за ратную доблесть во время войны с французами император пожаловал кусок земли в окрестностях купеческого Ржева. Там, на хуторе Дор, поставили его сыновья крепкие хозяйства, которые в середине 30-х годов 20-го века советская власть ликвидировала. Жить подались в город, который вскоре был практически стерт с лица земли бесконечными бомбежками и обстрелами. В ноябре 1941 года населению отдали приказ уходить из Ржева.

Мать Николая с пятью детьми кинулась искать пристанища на знакомых хуторах. Отец к тому времени уже вовсю воевал. Накануне оттрубил Финскую кампанию, уцелел, а в Великой Отечественной погиб, в 1942 году.

А семья его до марта 1943 года жила в подвале деревенского разрушенного дома, его накрыли, сделав подобие землянки, соорудили нары. Линия фронта проходила, считай, через их ежедневную жизнь, рядом были оккупанты, а на рассвете можно было, не напрягаясь, слышать команды офицеров нашей армии. Смерть вокруг стала обыденностью, чувство опасности притупилось. Дети бегали на хлебное поле, которое оказалось на нейтральной полосе.

- Шелушили зерно, палили и ели, - вспоминает Николай Алексеевич, - однажды начался обстрел, мы с братом укрылись в какой-то траншее, там и просидели с утра до самого вечера. А я еще ходил на мельницу, она была в деревне Соколово. Немцы привозили мешки на лошадях, у каждой к морде торба с зерном привязана. Мы эти сумки потихоньку опустошали. Еще помаленьку - по баночке - воровали зерно, которое засыпали на помол.

Немцы-то не очень понимали, что мы делаем, а вот молодой мельник (до сих пор помню, что звали его Игорь), он им растолковал, чем мы занимаемся. Меня поймали и бросили прямо туда, где крутится мельничное колесо. Хорошо, моя фуфайка зацепилась за сук, пока летел вниз. Потихоньку по дереву спустился и убежал. А Кольку Горшкова убили. После этого я на мельницу ходить перестал. После войны этого мельника судили. В 1948 году вызывает меня директор училища и спрашивает, что я натворил, раз в суд вызывают. Оказывается, этого Игоря привезли во Ржев на очную ставку, требовалось подтвердить, что при его пособничестве мальчишку убили. В суд подала тетя Маша Горшкова. Я все рассказал, он оправдывался, что семья большая, что страшно боялся... Дали ему 10 лет. Мне кажется, он и сам удивился, что мало.

«Ангелок, ты жив?!»

Ржев стал свободным 3 марта 1943 года, а уже 5-го Николай со старшей сестрой вернулись туда - искать жилье. Сестру взяли на работу по уборке и очистке разрушенного города, к 8 марта ей выдали карточки, нашлось какое-никакое жилье, чуть позже перебралась туда мать с остальными детьми. Война продолжалась, оккупация кончилась.

Но и после победы война догоняла людей еще долго, не только искалеченных фронтовиков, но и мальчишек. В 1948 году подорвался и погиб брат Володя, тот самый, с которым Николай бегал на нейтральную полосу и который уцелел в бомбежках военного времени. Леса подо Ржевом до сих пор нашпигованы старыми снарядами. Несколько лет назад Николай Алексеевич ездил на родину проведать до сих пор живущих там Миролюбовых. И, возвращаясь, прихватил с собой на память изрядную пригоршню смертоносного металла.

Он вспоминает, что каждая семья в тех местах потеряла 4-5 человек близких.

А его самого эхо войны настигло, когда он выбирал, кем станет в мирной жизни. Хотелось летчиком. Он уже и две комиссии прошел благополучно. А на третьей солидный врач с бородкой посмотрел, как он двигается после кружения на центрифуге и определил, что есть проблемы с вестибулярным аппаратом, пилотом быть не может.

Оказалось, это последствия контузии. Попал под бомбежку во Ржеве. Его засыпало землей, он задыхался и уже решил, что погиб, когда услышал, кажется, уже из небытия голос сестры: «Ангелок, ты жив?!» Она шла впереди, а увидев, где вздыбилась земля, бросилась к брату. Потом у него прошли и головокружения, и темнота, застилавшая глаза, и заикание, но все-таки дорогу в небо война закрыла. Ему написали «годен к строевой службе в железнодорожных войсках».

Долгая жизнь без вранья

Когда-то в «НГ» Николая Алексеевича назвали «трижды машинистом Советского Союза». Очень точно и по факту, и по сути. На родине он в 1949 году окончил железнодорожное училище, а в 1954 году после годичных курсов в школе имени Константина Заслонова, что в Орше, стал машинистом паровоза. Ему было всего 24 года, а машинист - это высокая квалификация.

Отдав дороге всю трудовую жизнь, с высоты огромного опыта он объяснял, что обычно до машиниста человек дорастал лет в 45. Сначала работал кочегаром, еще лет 6 помощником машиниста, потом отправлялся на курсы машинистов 4-го класса, а потом медленно, ступень за ступенью... Миролюбов последовательно переучивался на машиниста тепловоза, потом самостоятельно освоил локомотивы на электрической тяге, он - первоклассный машинист, много лет водил пассажирские поезда.

Свою целеустремленность и собранность объясняет тем, что дети войны рано взрослели, знали особую цену времени и жизни.

- Нам, положим, в детстве никто не втолковывал, что фашистам надо вредить любыми способами, - говорил Николай Алексеевич, - сами додумались. Выносят из пекарни для немцев хлеб, один из нашей ватаги бросается грузчику под ноги, тот падает, булки - во все стороны, пока встанет, хлеба нет и мы врассыпную. Конечно, могло страшно кончиться. Но детства на войне не бывает.

В целинный Казахстан Миролюбов приехал как раз после курсов в Белоруссии. Был направлен на Южно-Уральскую железную дорогу. До отбытия в Челябинск буквально за один день женился в Орше на девушке, за которой ухаживал восемь месяцев. Отвез ее к своей родне и наказал ждать вызова. Забегая вперед, скажу - она дождалась, живут они вместе уже больше 60 лет.

А в Челябинске собралось тогда человек 400 курсантов. «Покупатели» приехали отовсюду. И так начальник депо из Кустаная хвалил свой город, так предлагал должность дежурного по депо, мол, машинистом всегда успеешь, что Николай согласился. А прибыл на место и обмер: он же к тому времени уже ездил в Москву с пассажирскими поездами, а тут деревня - 4 пути, станция тупиковая.

- Стоит двухосный вагончик да поворотный круг с бревном в качестве привода, - вспоминает он, - основное депо находится в Троицке, а в Кустанае только обратное. Я зиму поработал, а летом ушел. Перевели меня в Троицк старшим машинистом маневрового паровоза. Но жить остался в Кустанае. А здесь с 1955 года стали активнее идти грузы, станцию взялись расширять, в 1960 году организовали отделение дороги.

К тому времени маневровая бригада, которую возглавлял Николай Миролюбов, уже имела звание коллектива коммунистического труда - пятилетку дали за три года. И внедрили в коммунистический труд начатки хозрасчета. Это называлось «взять паровоз на социалистическую сохранность».

Ну, например, в Кустанае жесткая вода, накипь в паровозных котлах и трубах нарастала очень быстро. В химической лаборатории Троицкого депо подсказали выход, и у них на паровозе появилась своя портативная лаборатория, с помощью которой доводили жесткость воды до оптимальной. Удлинили, благодаря этому, межпромывочный период с 10-15 до 40 суток. Сами выполняли мелкие ремонты. Первыми потребовали оборудовать продувные краны шариковыми клапанами, это не давало «потушить» паровоз. Тот, в топках которого погас огонь, зимой гарантированно выходил из строя. Паровоз живет под парами.

А человек живет, пока ему все на свете не все равно. Николай Алексеевич как раз из таких неравнодушных. Когда в отделение дороги приезжал министр путей сообщения Борис Бещев, молодой Миролюбов говорил ему, что негоже грузить зерно в полувагоны, до пункта назначения в целости хлеб не доедет… А позже, когда Кустанайское депо сделали узкоколейным и отделили от троицких ремонтных баз, направлял главе МПС письмо, объясняя, что узкая колея на станцию Ново-Урицкая к крупному элеватору - это ошибка, ведущая к развалу железнодорожного хозяйства. И его услышали, меры приняли оперативно.

Миролюбов работал не только на совесть, но с интересом. Говорит, до сих пор в подвале лежит пара номеров журнала «Электрическая тепловозная тяга», от одного названия у несведущего человека скулы от скуки сводит. А его уже очень взрослый сын с улыбкой вспоминает, как отец по вечерам садился, брал красный карандаш и что-то там отмечал на чертежах, отвечал на вопросы викторин, которые помогали мозги держать в тонусе.

Он и на пенсию ушел на 7 лет позже, чем мог бы. Не надоела профессия. И потом совет ветеранов АО «Локомотив» возглавлял, музеем отделения дороги активно занимался, в доме, где живет, - вечно с общественной нагрузкой, а сколько нескучных тем «НГ» подсказал, скольким людям посоветовал в газету обратиться…

Когда я смотрела из окна, как уходит домой мой собеседник в облаке крутящихся лохматых снежинок, вспомнила любимого Высоцкого: «Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья». Вот бы и нам так суметь.