Владимира Ращупкина помнят как уникального цветовода, и немногие знают, чего ему стоило жить

За вступительное сочинение в медицинский институт дочь старшего сержанта Ращупкина получила даже не «отлично», а шесть баллов. Ирина написала об отце, который вернулся с фронта инвалидом и которого девочка с раннего детства мечтала избавить от страданий. Они, три женщины его семьи, год за годом спасали своего солдата, рыцаря, лучшего мужчину на свете. А он их любил, любил, любил... Будто вся бешеная жестокость войны, ее раскаленная ярость переплавились в нем в одну бесконечную нежность.

Задание - жить

- Я всегда знала, что буду доктором - папа избавил меня от поисков профессии. Мне, маленькой, были известны в Кустанае все аптеки, а в них узнавали меня. Все были в курсе, что у нас очень болен отец, - вспоминает известный в Костанайской области врач Ирина БРАГИНА, раскладывая на редакционном столе альбом с фотографиями, папку с трогательно-аккуратной надписью «Документы папы». - Советская медицина была гуманнее сегодняшней. И если больной не мог двигаться, то консилиумы устраивались у него дома. Так что мы слышали все, что обсуждали доктора. А они маме прямо говорили: «Готовьтесь, Людмила Николаевна, к худшему, готовьтесь». Папа умирал, наверно, раз десять. Пережил три клинические смерти.

Потом, когда сама уже станет врачом, Ирина спросит у отца, как именно он возвращался с того света. И Владимир Тимофеевич, уважая ее профессиональный интерес, скажет:

- Доченька, как только сознание приходит, первое, что ты делаешь, - даешь себе задание «надо жить». Надо, ведь вы с Аней маленькие. Два-три часа я могу себе давать команду - пошевели указательным пальцем левой руки. Пошевелил - буду жить.

Ему было всего 26 лет, когда стало ясно, что война растерзала его тело навсегда, тело красивого, сильного, великолепно сложенного человека. В фотоальбоме сохранился крошечный снимок 1946 года - Владимир после госпиталя в Дрездене поднимает штангу. Тогда еще мог себе это позволить. Он и в Наманган, откуда рванул на фронт, явился парнем хоть куда. Блеск хромовых сапог, волнистый чуб, ясные глаза - мать не узнала, ведь уходил он из дома опухшим от голода. Когда сестра сказала, что это же Володя вернулся, упала в обморок: на сына раньше пришла похоронка.

В Европе Владимир оседлал мотицикл, потом в Кустанае тоже купил такой транспорт

Эхо войны

Вообще-то Ращупкины - коренные кустанайцы, до сих пор стоит дом, где Володя родился. Потом мать увезла его 11-летнего жить в Узбекистан. Оттуда в 16 лет, прибавив себе год, юноша и подался на фронт, для начала попав в сержантскую школу. А с марта 1943 года служил в пехоте, которую машина войны размалывала без счету. О тех годах, по воспоминаниям родных, он рассказывал мало, но все-таки изредка говорил. Уверен был, что не погиб в первые месяцы на передовой только потому, что не пил положенные 50 граммов для храбрости перед боем. Считал, что безрассудное молодечество, подогретое алкоголем, многих необстрелянных сгубило.

Но от другого он не уберегся. «Слепое осколочное ранение мягких тканей», - написано в госпитальной карте Ращупкина о самом страшном ударе, который нанесла ему война. Взрывной волной его подбросило метра на три, швырнуло на землю. Тогда он сломал позвоночник и на всю жизнь стал сгустком боли.

Есть такое расхожее выражение «эхо войны». У Ирины, ее младшей сестры Анны, которая тоже стала врачом, их мамы это эхо было мучительно слышным - глухие стоны отца, иногда звучавшие ночи напролет. Порой он неделями вынужден был лежать пластом, всегда носил сшитый женой корсет.

После войны он, признанный годным к нестроевой, еще служил в этапно-заградительной комендатуре 104 на станции Дрезден. Но состояние здоровья было таким, что в ноябре 1946 года Владимира Ращупкина списали подчистую. Ему сразу дали первую группу инвалидности, которую надо было ежегодно подтверждать.

- Идем с ним на комиссию, - рассказывает Ирина Владимировна, - хорошо, если бричка попадется по дороге, подвезет папу. А нет - он у каждого второго дома присядет на корточки, обхватит себя крепко, покачивается, ждет, пока утихнет боль, а на глазах - слезы. Он плакал, предчувствуя унижение. На комиссии ему говорили, мол, опять пришел, руки-ноги целы, а все жалуешься... И однажды он не выдержал, послал их всех и сказал: дайте вторую, чтобы рожи ваши реже видеть. Дали. Так он до конца жизни и имел вторую группу инвалидности.

Людмилу Николаевну муж всю жизнь звал Милочкой

Отдельная песня

Потрясающе, но прожил Владимир Тимофеевич долго - в 83 года ушел. Редкий день давался ему без боя, но такое ему было суждено тяжкое счастье.

Когда вернулся с войны в Узбекистан, встретил там женщину, которая светила ему до последних дней. Милочка звал он ее. Ей сказал в конце 40-х, когда стал очень плох, что умереть хочет на родине. Она продала все, и с двумя детьми на руках, старшей - два года, младшей - четыре месяца, с мужем, который едва не умер в поезде, приехала в Северный Казахстан. В Кустанае, на улице Чехова, за ТЭЦ, купили они землянку.

- Папа ее все белил, ночами это делал - стеснялся, мол, скажут, не мужское дело. А любил, чтобы все чисто было, да и маме хотел помочь, - вспоминает Ирина Владимировна. - Очень старался для семьи. Мы все купались в его любви. Он пытался найти посильную работу. Даже учился на физрука, видно, пока надеялся, что по-настоящему выздоровеет. Окончил курсы киномехаников. Но работать он не мог. Мотоцикл у нас был, когда у папы сил хватало, мы с ним за грибами-ягодами мотались, подножный корм добывали... Но на белом свете живым папу, конечно, мама держала. Это отдельная песня.

И вот из той песни - несколько слов. Их когда-то написала о Ращупкиных в областной газете «Ленинский путь» замечательная журналистка Лариса Александровна СУВОРОВА:

- Может, и не выдержал бы, и не поднялся, если бы не жена. После войны уже встретились. Знала, на что идет. Не побоялась: очень любила. Как она билась за его жизнь, за его здоровье, за его веру в людей - про то только двое они знают. Стороннему человеку трудно представить, где она сил набиралась. Говорит: «Я очень любила. Знаете, среди всех моих знакомых женщин, я самая счастливая».

Это было написано в октябре 1977 года после одной из городских цветочных выставок, на которых Владимир Ращупкин представлял свою замечательную коллекцию кактусов. Их было около 200, костанайцы могли видеть поистине уникальные экземпляры, так как Владимир Тимофеевич стал мастером прививок. Даже через газеты консультировал других, как это с кактусами делается. Он переписывался с именитыми коллегами по всему Союзу. А Людмила Николаевна из любой командировки привозила не сувениры, а живые подарки мужу из магазинов «Природа».

А какой у них был двор! Весь в цветах. На первую распустившуюся розу Владимир Тимофеевич смотрел часа два. «Я тогда думал, - признавался он корреспонденту, - как нужна людям эта красота - безобидная, благородная. Ведь в мире еще так много жестокости и боли, а красота - она лечит...»

Кстати, свой дом инвалид войны, сцепив зубы, строил сам. Купили каркас, три сотки земли. Девчонки собирали ржавые гвозди по всей округе. Отец отмачивал их в керосине, выпрямлял. Стягивал туго-натуго корсет, с немыслимыми усилиями забирался на потолочную балку, работал лежа. Ирина снизу подавала молоток, гвозди, доски. Строили. И построили самый лучший, как считали дети, дом на земле. Когда Ирина Брагина говорит сегодня об особом чувстве родины, которое воспитал в них с сестрой отец, перед глазами у нее тот самый дом с двумя печками, роскошными клумбами в небольшом дворе, крошечной тепличкой с колючими отцовскими питомцами.

Воздайте им

Когда дом сносили, освобождая место для новостройки, семье участника войны предложили однокомнатную квартиру. Потом было принято другое решение, но это характерный штрих, который развенчивал миф о том, что у нас всех фронтовиков всегда носили на руках. Владимира Тимофеевича и чествовали уж совсем нечасто. Он призывался не из Костаная, и его то и дело упускали из виду, а он никогда не выпячивал себя. Но как бережно хранил самые малые знаки внимания - редкие, под копирку сделанные поздравления с годовщиной Победы от администрации Кустаная и почему-то Боровского района. Как счастлив был, когда встречу с фронтовиками организовала Ассоциация деловых женщин и он был приглашен.

Пусть в эти дни ему и таким, как он, которые уже в невозвратной дали, воздастся искренне и полной мерой.

Когда будете стоять у Вечного огня, вспомните их. И потом не забывайте. Они сражались, плакали от боли, сгорали от ран и после войны еще много лет побеждали ее, проклятую. Как Владимир Тимофеевич Ращупкин. Вечная ему память.

Даже в госпитале молодые бойцы хотели красивых фото

Фото отца (слева) с армейским другом бережно хранят дети Ращупкиных

Владимир Ращупкин на фронт отправился 16-летним, прибавив себе возраст

Сразу после госпиталя Владимир еще мог себе позволять поднять штангу

Фото из архива семьи РАЩУПКИНЫХ