Месяц, в котором мы отмечаем День Победы, заканчивается еще одной датой, знаменательной и горькой. 31 мая в Казахстане - День памяти жертв политических репрессий. Жертв много. И в их числе - советские немцы.

Репрессивные меры к ним, которые по законам военного времени считались вполне оправданными, одних свели в могилу, другим искалечили жизнь. А были они самые обычные, мирные люди. Даже лучше обычных - как мои друзья Бауэры.

В судьбе каждого из Бауэров репрессивные меры навсегда оставили след

«Как меня расхвалили...»

Что она, семья моей подруги Риты, живет не так, как все, я ощутила неожиданно. Шел 1950 год, мы учились в 9-м классе. Одноклассник решил по очереди прокатить девчонок на отцовском мотоцикле. Рита поехала, и они не возвращались так долго, что мы разошлись по домам. Мотоцикл заглох, катальщики волокли его на себе в поселок. Мать подруги со слезами упрекала меня: «Чего же ты не остановила ее? А если узнают в комендатуре?»

Я всегда была уверена, что эта семья от нас ничем не отличается. А оказалось, у каждого из Бауэров, кроме общей незавидной участи, есть еще и свои очень болезненные отметины.

Глава семьи - Эмиль Карлович, педагог по образованию, - несколько лет был в трудовой армии на Урале. Домой вернулся совсем седым, зубы съела цинга. В 1946 году его направили к нам в Ливановку, в неполную среднюю школу, потом перевели в райцентр - село Денисовка, где была средняя школа. Он вел естественные предметы и химию. Там же продолжала учебу и я. Эмиль Карлович был учителем от бога: объяснял понятно, лодырей не жалел, но на экзаменах никого не топил - понимал, что во время испытаний многие просто теряются. Его любили и дети, и родители.

Как-то в местной газете отметили, что в Денисовской школе хорошие знания у учащихся по многим предметам, но особенно по химии и зоологии. Были названы фамилии лучших преподавателей.

- Как меня расхвалили, почитай, - предложил Эмиль Карлович жене.

Она удивилась - фамилии Бауэр в статье не было.

- Так после всех перечисленных сказано: «И другие», вот там как раз я и есть, - объяснил муж.

Отличный педагог, но немец по национальности, он еще 10 лет после войны оставался безымянным, но чувствовал себя выше всего этого и потому мог иронизировать. В 1956 году «помиловали» репрессированных, и Бауэра сразу отметили знаком отличника народного образования. В Доме культуры собралось немало народу, пришли ученики разных поколений и родители. Награждали в тот день многих, но когда назвали Эмилия Карловича, зал встал и долго-долго аплодировал. Как будто воздавал должное за годы забвения. Я стояла рядом с пожилым газетчиком, и он заметил: «Если бы мне за работу хоть один разок досталось такое уважение, можно было бы и умирать».

Дочка умерла в товаром вагоне

Эрна Оттовна была эвакуирована из Запорожской области, как и все немцы, за несколько часов. В товарный вагон с ней погрузились трое детей, в том числе совсем маленькая дочка. Ехали долго. Начались болезни, лекарств не было, продуктов, даже воды не хватало. Ребенок умер на руках у матери. Обычно трупы выносили из вагонов, а родные должны были следовать дальше. Но Эрна Оттовна так воспротивилась этому, что охрана не выдержала: она сошла на очередной станции и чужие люди помогли ей похоронить девочку по-человечески.

Семью поселили на отделении совхоза «Красноармейский» Орджоникидзевского (ныне Денисовского) района. Там управляющим, вспоминала Эрна Оттовна, был молоденький казах. Весной женщин посылали на подработку семенного зерна, и он делал вид, что не замечает, как матери украдкой сыпят пшеницу в свои мешочки. Только просил, чтобы воровали не очень много, а то его посадят.

Эрна Оттовна была хорошей швеей, брала заказы. Кто мог, платил продуктами, а доярки на ферме потихоньку поили молоком ее дочку Риту, иногда наливали в небольшую бутылочку, она прятала в рукав, несла домой. Так и выживали.

Неожиданно свалилось новое горе - исчез подросток Лео, старший в семье. Леонард рвался на фронт, мстить тем, из-за кого они лишились дома, сестренки и всего родного. Мать не раз допрашивали, грозили, а она даже не знала, живой он или нет.

Примерно 1977 год. Золотая свадьба супругов Бауэр - Эмиль Карлович и Эрна Оттовна справа в нижнем ряду

Навсегда под чужой фамилией

После долгого неведения семья Бауэр получила письмо, написанное рукой сына, но подписанное фамилией Феденко. В нем было много недосказанностей и ни одного слова, обращенного прямо к матери или сестре. Лео, бежавшего из дома, милиция выловила. Бродяжничая, он хорошо понял политику партии и правительства. Паспорта у него, конечно, не было, фамилию он назвал соседа по своему месту жительства в Украине, из Леонарда Эмильевича превратился в Леонида Ивановича. После детдома и ФЗО поступил - в танковое училище при Челябинском тракторном заводе. Когда курсанты уже ехали служить в Мурманскую область, война закончилась. В Москве им разрешили день погулять по столице. У родителей на видном месте всегда было фото - высокий, стройный, в красивой военной форме стоит их Лео с друзьями на фоне Большого театра.

В душе отца и матери постоянно жила обида на судьбу, которая вынудила сына изменить фамилию. Они осознавали: беспредельная свобода в передвижении, военное училище, звание, Москва - разве в 1945 году это было доступно немцу? Но принять не могли.

- Письмо от Леонида Ивановича, пляшите, - объявляла дочь.

- Это от кого? - переспрашивал отец.

Леонид после службы в армии поселился в поселке под Мурманском, был помешан на технике, стал шофером. Заработал на какую-то особо престижного выпуска «Волгу», вроде все сложилось. Но... Его уже нет в живых. И лежит немец Леонард Бауэр, который рвался защищать свою советскую родину, под могильной плитой, на которой выбито чужое имя.

Тетечка Риточка

Украинцы в «довидке про нарожденье» моей лучшей подруги написали, что она - Маргарита Емельяновна. Отец Эмиль Карлович был назван Емельяном Карповичем. И с этим отчеством в официальных кабинетах ей пришлось немало помыкаться, особенно когда по турпутевкам выезжала за границу.

Мы подружились с Ритой в 1946 году, сидели за одной партой в Ливановской школе, затем в Денисовской. Училась она отлично, но в старших классах вдруг съехала на четверки и тройки. Поняла, что нет перспективы, детей сосланных в институты не принимали. Но в самом начале 50-х им разрешили учиться, не выезжая дальше областного центра. Рита поступила на физмат Кустанайского учительского института, потом заочно училась в педагогическом. Работала в Денисовской школе в три смены, две - в дневной, одну - в вечерней. Как педагог она взяла от отца все лучшее.

Из Денисовки Бауэры уехали в Киргизию, а Маргарита перебралась к нам, в Джетыгару, работала инспектором районо, затем преподавателем в школе. Со временем она перевезла к себе отца и мать. Рита была очень общительной, имела немало друзей. Когда приехали родители, многие потянулись знакомиться с ними. Пришла и подруга с дочкой ярко выраженного казахского облика.

Эмиль Карлович со свойственным ему остроумием спросил:

- Это уже вся наша родня или еще будут?

Маргариту очень любил наш сын, в детстве называл ее тетечка Риточка, а она его - Женечка Борисенечка. Когда подрос, страшно удивился, что она, такая заботливая, умная, настоящий товарищ мальчишки, вовсе и не тетя ему, да еще и другой национальности. А став взрослым, говорил, что хотел бы в любой ситуации так подходить к жизни, как тетя Рита и ее отец, с неиссякаемым юмором.

Я перебираю фотографии, ворошу воспоминания, размышляю.

Репрессированные, несправедливо обиженные, Бауэры поднялись до таких духовных высот, что не озлобились, не отравили жизнь себе и окружающим, наверно, нашли силы если не простить страну, которая искромсала их судьбы, то понять случившееся. И я любуюсь ими, своими друзьями.

...По просьбе Риты из школьного интерната Бауэры забрали меня к себе. В интернате я питалась бесплатно, как дочь погибшего, но и они меня подкармливали. Чтобы вселить меня в свою однокомнатную квартиру, им пришлось узкую кровать дочери у кого-то поменять на двуспальную. Однажды они купили ткань на платья Рите и мне, дочери овдовевшей колхозницы, которая никогда не видела денег. Эрна Оттовна их модно сшила, то платье я помню до сих пор.