Недавно в очередной раз показали фильм «Одна война» о советских женщинах, сосланных к Белому морю за то, что родили детей от врагов-фашистов. О жизни таких семей известно было очень мало - около 70 лет эта тема была под запретом везде в СССР. Только сейчас завеса немоты над судьбами тысяч людей приоткрывается. Если оглянуться, может оказаться, что они живут рядом с вами. Так вышло, например, с Людмилой Кашигиной, жительницей села Волгоградское Житикаринского района.

Маленькая «фашистка»

Она хорошо помнит, когда пошла в школу, удивилась, почему многие ее не любят, норовят ударить и обзывают фашисткой. Спросила у матери. Мария Егоровна рассказала семилетней Люсе правду, лучше пусть все узнает от нее, чем от чужих.

Семья Марии Поповой жила в поселке Челябинской опытной сельскохозяйственной станции Чебаркульского района. Подрастало трое детей, муж Дмитрий Граматчиков как механизатор имел бронь от призыва на фронт, но погиб в аварии. Мать окончила курсы механизаторов, работала трактористкой, а зимой шофером. Дети недоедали, хотя мать выполняла мужскую работу. Младшая дочка Нина вообще постоянно болела.

На территории станции был небольшой завод, который выпускал какие-то незначительные детали для самолетов. Там работали пленные. Марии Егоровне как водителю приходилось бывать на заводе. И приглянулась она немцу по имени Вилли. Он стал приходить к ней домой, всегда приносил хлеб и масло. Где добывал и как уходил из барака, где жили пленные, Мария Егоровна не знала. Он все говорил: «Корми детей, особенно Нину». Но дочку спасти не удалось. А Попова забеременела.

В небольшом селе слухи распространяются быстро. Как-то к ней пришли бездетные супруги и сказали: «Не делай аборт, мы заберем ребенка, уедем и никто не узнает, кто он такой». Но Мария Егоровна и не думала изводить дитя: «Мой крест, мне его и нести». Косые взгляды, самые грязные слова односельчан, постоянные подковырки отравляли ей жизнь, но она терпела.

10 марта 1947 года родилась девочка. Как раз в это время пленных убирали из опытной станции. Когда она с новорожденной стояла у своего дома, мимо проходила колонна. Вилли разрешили подойти посмотреть на ребенка, он сказал: «Маруся, назови дочку Люсьеной, а я, если буду жив, вернусь, хоть и через десять лет».

Но ушел навсегда, писем от него не было. А дочь мать зарегистрировала Поповой Людмилой Викторовной. В декретном отпуске почти не была, лишь сменила работу - стала конюхом. Там, на конном дворе, среди лошадей и подрастала белокурая Люся-Люсьена. Мария Егоровна как могла оберегала ее от общения с недоброжелателями.

Быть лучше других

- Но я хоть и от немца, все равно такая же, как и все, - сказала Люся после рассказа матери. - Чем я хуже, за что меня бьют?

- Ты не хуже, но постарайся быть лучше других, - ответила мать, - и это будет твоей главной защитой.

И Люся старалась. Она хорошо училась, была активной пионеркой, самым деятельным тимуровцем, больше всех сдавала макулатуры, занималась в кружках художественной самодеятельности. К сожалению, это мало помогало. И она обозлилась на обидчиков, порой давала такую «сдачу», что мало никому не казалось. Мать вызывали в школу, говорили о хулиганстве дочери и почти не хвалили ее за добрые дела. Мать выслушивала сентенции, а дочь никогда не ругала.

Людмила с облегчением вздохнула, когда окончила 8 классов, теперь можно уехать куда-нибудь на учебу, и никто не даст ей никаких прозвищ.

В Троицке хотела поступить в педучилище, но подвел ее русский язык. («Видно, моя немецкая кровь не принимала все русское», - смеется сейчас Людмила Викторовна). Она поступила в зооветтехникум. Все выполнять только на «отлично», любое дело доводить до конца - это стало уже чертой ее характера. И в техникуме она стала одной из первых во многих отношениях. Баскетбольная команда, в которой Людмила была капитаном, занимала первые места в Челябинской области. В комсомольских делах была заводилой. Словом, спортсменка, комсомолка и красавица с большими голубыми глазами. В техникуме Людмила как-то сказала подругам о своем происхождении, а они даже не придали этому значения. И это была такая радость!

«Мама Люся»

Поработав после учебы в России, в 1968 году Людмила, уже Кашигина, приехала в гости к сестре в целинный казахстанский совхоз «Волгоградский». Здесь понравилось, она переехала и ее сразу назначили веттехником. А через несколько лет директор доверил ей отделение совхоза (село Чикей), где было много скота, а дела шли неважно. Было ей тогда 29 лет.

Людмила прежде всего заставила четко исполнять свои обязанности всех специалистов отделения и сама чуть свет садилась на мотоцикл, а зимой на лошадь и объезжала гурты и бригады. К утренней планерке у директора уже знала положение дел на всех участках. Пьянство и воровство были главной бедой отделения. Однажды у нее получились очень крутые меры - рабочий, который доставлял дробленку скоту, украл половину. Людмила Викторовна отчитала его, и в пылу гнева несколько раз огрела кнутом, который оказался у нее в руках. Вскоре директор гремел на нее в конторе, мол, ты что там себе позволяешь.

- Если знаете, как по-другому перевоспитать алкаша, отца многодетного семейства, научите! - резко ответила управляющая и хлопнула дверью.

Она невзлюбила праздники, народ гуляет, а скот стоит голодный. В таких случаях сама садилась на трактор и подвозила корма и воду.

Постепенно дисциплина на отделении стала меняться, если кто-то все-таки приходил на работу с похмельной головой, то прятался от управляющей в кормушках для коров.

Отделение у Кашигиной было под стать нынешним средним ТОО: 7 000 га зерновых, заливные лиманы засевали травами, выращивали кукурузу, два дойных гурта и, конечно, молодняк. И еще было 120 лошадей. Ее конеферма стала единственной в районе, которая снабжала кумысом районный тубдиспансер и другие организации райцентра. Молоко давали 17 кобылиц, доить их женщин научила сама Людмила Викторовна, вспомнила, как в детстве доила одну норовистую кобылицу, она никого к себе не подпускала, кроме Люси.

Не только требовательной слыла Кашигина, но и заботливой, справедливой. У жителей всегда были корма для личного скота, уголь, дрова, овощи на зиму. Между прочим, и в семьях порядок был, жены дебоширов за защитой бежали к ней. Ей дали прозвище «Мама Люся», оно живет и до сих пор.

Правда, мамой в прямом смысле она была неважной. Трое детей находились в основном на попечении мужа и бабушки. Мария Егоровна иногда говорила дочери: «Люська, ты хоть фотографии детей вози с собой, они растут, скоро ты их и не узнаешь». И однажды мама Люся потребовала, чтобы в обед, когда она заезжает поесть, все были дома и отчитывались, чем занимаются, как учатся и т. д. И ничего, все младшие Кашигины выросли порядочными, трудолюбивыми людьми.

Родом из детства

Перестройка уничтожила село Чикей, где единственной в районе управляющей отделением была женщина. Людмила Викторовна - пенсионерка. Ушли из жизни мать, муж, сестра, брат. Дети разлетелись. Когда мы молодые, нас мало заботит наша родословная, некогда - семья, дети, работа. А к старости задумываемся, что ты сделал в жизни, кто ты такой?

Вот и Людмила Викторовна теперь часто вспоминает свое безрадостное детство, жизнь матери под недобрыми взглядами, особенно вдов фронтовиков: она была единственной в селе женщиной, родившей от немца. Прочла в «Аргументах и фактах» статью российского журналиста Георгия Зотова «Наши «немчики» о детях с «немецкой родословной» и решила через программу «Жди меня» попытаться найти хотя бы родственников своего отца.

Правда, данные о нем скудные. Знает лишь его имя Вилли (а может, он Вильгельм или Вольдемар), фамилию когда-то не хотела и слышать. По словам сестры, он был довольно высокого роста (Людмила тоже не из мелких женщин), крепкий, лысоват, лет 35 - 37, голубоглазый, светловолосый, детям улыбался по-доброму.

Мать говорила, что он несколько раз повторял, что он настоящий ариец. Если арийцем он был только по облику, то мог бы вернуться, как обещал, к своей негласной жене-славянке и дочери, будь живым. А если по духу ариец, то, конечно, согрешил, испортил чистоту арийской расы. Но в трудное время беда на какой-то период сблизила двух в общем-то обездоленных людей. Может, у него в Германии были дети, получается - сводные братья или сестры Людмилы Викторовны?

- Мне ничего ни от кого не надо, - говорит она,- просто очень хочется узнать о своих корнях. Что, кроме голубых глаз и русых волос, взяла я от него, что по наследству передала детям. Все-таки он мой отец, а в родственных, кровных отношениях есть что-то святое.

Детей с «немецкой родословной» в Белоруссии, Украине, России появилось около 100 тысяч. Кроме ссылки на Север, около 10 тысяч женщин получили тюремное заключение якобы за сотрудничество с немцами. Их дети были отданы в детдома.

И все же 80% женщин в сталинском Союзе избежали официального наказания. А в цивилизованной Европе - нет. Во Франции 5 тысяч «шлюх-предательниц» было казнено. Их детям запрещали носить немецкие имена. В Норвегии 14 тысяч было арестовано, детей объявили слабоумными и 90% их содержали в психиатрических диспансерах до 60-х годов. В Нидерландах прошли самосуды, в результате 500 женщин были убиты, в городах их сгоняли на площади и обливали из шлангов нечистотами.

Фото из семейного архива Л. Кашигиной