Избрание Николя Саркози президентом Франции встречено беспорядками - не очень серьёзными, но в разных уголках страны
Саркози знает, что это, возможно, лишь цветочки - аперитив, так сказать. Существует реальная опасность народных волнений на социальной почве в условиях, когда новый французский президент попытается выполнить своё обещание - действительно «порвать» с прошлым.
Саркози известно, что три премьер-министра периода Ширака: Ален Жюппе, Жан-Пьер Раффарен и Доминик де Вильпен - были вынуждены отказаться от экономических реформ, когда широкие массы вышли на демонстрации. Но Саркози твёрдо решил, что на сей раз этим не кончится. Некто из его ближайшего окружения полагает: предыдущие попытки реформ провалились из-за того, что у президента Ширака сдали нервы. Когда в Елисейский дворец придёт «Николя», всё будет по-другому.
Новому президенту определённо понадобятся железные нервы - реформы, которые он надеется успешно инициировать в первые 100 дней исполнения своих обязанностей, как будто нарочно разработаны в пику всем кругам и слоям общества, которые любят устраивать забастовки.
Профсоюзы государственного сектора экономики уже сердито рычат в связи с идеей обязать работников общественного транспорта в случае забастовки не прекращать работу полностью, а выводить на линии оговоренное минимальное количество автобусов и поездов. Саркози поклялся внедрить более гибкие трудовые договоры, облегчающие найм и увольнение, а значит, вновь разгорится спор по вопросу, спровоцировавшему последние крупные демонстрации протеста против реформ. Согласно обещаниям Саркози, реформы затронут и 35-часовую рабочую неделю - и это тоже будет воспринято как покушение на почти священные «социальные права».
Студентов может взбесить обещание Саркози предоставить университетам большую самостоятельность. Некоторые рассудят, что это станет искушением для повышения платы за обучение и ужесточения условий приёма. Саркози отлично сознаёт, что студенческие демонстрации уже порождали широкие социальные катаклизмы во Франции - даже крепкие нервы де Голля не выдержали манифестаций в мае 1968 года.
Самыми большими пороховыми бочками, грозящими социальным взрывом, во Франции являются трущобные районы компактного проживания иммигрантов, окружающие кольцом Париж и другие крупные города. Именно в этих предместьях в 2005-м три недели подряд происходили бунты, а некоторые их жители страшно невзлюбили Саркози после его знаменитого отзыва о бунтовщиках (он назвал их «швалью»).
В действительности некоторые предложения Саркози могут пойти на пользу безработным иммигрантам. Он готов воплощать в жизнь принцип «позитивной дискриминации», что для французских политиков вообще-то не характерно. Но эти обещания могут и забыться, поскольку одновременно он клянётся усилить охрану правопорядка и провести новые законы о преступности несовершеннолетних.
Профсоюзы, студенты, безработные и недовольные расовые меньшинства... Из этого коктейля в потенциале может получиться взрывчатка. Именно по этой причине Саркози всеми силами старался произвести умиротворяющее впечатление, делая публичное заявление в воскресенье вечером. Его призыв к общенациональному примирению странно напоминает слова Маргарет Тэтчер, когда она в 1979-м году пришла к власти. «Да принесём мы гармонию туда, где царят раздоры», - высказывание, которое в Великобритании стало прологом к годам и годам острых конфликтов в обществе.
Параллель между мсье Саркози и баронессой Тэтчер во Франции проводят часто - так рассуждают и люди из окружения нового президента, и те, кто голосовал за Саркози, и учёные. Экономист Жорж де Мениль, автор книги «Здравый смысл: как разблокировать французское общество», считает реформы Тэтчер примером для подражания - доказательством, что страна, находящаяся в состоянии экономического упадка, может выйти из этого порочного круга.
И верно, отчётливые отголоски тэтчеризма можно заметить и в точке зрения Саркози на причины неурядиц Франции, и в ряде его конкретных предложений. Саркозианство, как и тэтчеризм, эксплуатирует глубокую обеспокоенность упадком страны и нации. Новый французский президент, как и британский экс-премьер, пообещал вознаградить прилежных работников и задать жару халявщикам.
Но «тэтчеризм à la française», вероятно, будет гораздо сложнее воплотить на практике, чем его образец. Тому есть три главных причины. Во-первых, в Великобритании 1979 года ощущение всеобщего упадка страны было гораздо более острым, чем в современной Франции. Внешний долг Франции растёт угрожающими темпами, но Великобритании вообще пришлось обратиться в 1970-х годах за помощью в Международный валютный фонд. Саркози пишет, что «в рейтинге великих держав мы скатываемся всё ниже», и заостряет внимание на том, что «ВВП Великобритании теперь на 10% выше, чем ВВП Франции». Но, как отмечает он сам, в конце 1970-х ВВП Великобритании был на 25% ниже, чем у Франции. В Великобритании 1970-х необходимость перемен выглядела гораздо более очевидной, чем в сегодняшней Франции.
Во-вторых, между программами Тэтчер и Саркози есть кардинальное отличие: новый французский президент поклялся развернуть реформы за первые 100 дней у власти. Леди Тэтчер, напротив, действовала весьма осторожно. Только после второй победы на выборах - и огромного роста своего престижа после победы в Фолклендской войне - она затеяла крупнейшее сражение с профсоюзами и шахтёрами.
В-третьих, и это главное: Франция Саркози и Великобритания Тэтчер принципиально не похожи в том, что касается настроений масс. Идеи Тэтчер, делавшей упор на рыночной экономике, казались разумными большинству её сограждан. Саркози не может надеяться на столь же широкое одобрение. Согласно проведенному в 2005-м году опросу, за рыночную экономику высказались 74% китайцев, 71% американцев и 66% британцев, но лишь 34% французов.
Кроме того, реформы Тэтчер проводились в стране, где почти отсутствуют революционные традиции, зато существует традиция неприязни к «смутьянам». На руку Тэтчер играли также классовое и региональное расслоение в Великобритании. Лишь немногие из тех, кто преданно за неё голосовал, чувствовали солидарность с бастующими шахтёрами.
Саркози, напротив, должен пробивать реформы в стране, которая любит поговорить о «солидарности». Ему также придётся иметь дело с массами, которые с младых ногтей считают уличные демонстрации протеста славной и почтенной национальной традицией. Тот факт, что в ночь с воскресенья на понедельник беспорядки в Париже разгорелись на площади Бастилии, подчёркивает, что речь идёт о французском обычае с глубокими корнями. Как всякий добрый консерватор, Саркози тщательно подчёркивает своё почтение к истории страны. Но, вероятно, он надеется, что Франция будет отдавать дань революционным традициям лишь в учебниках истории, а не на улицах.

Владимир НАДЕИН, «Ежедневный журнал»
«Тем, чем я есть, меня сделала сумма всех унижений, которые выпали на мою долю в детстве», - говорил впоследствии Николя Саркози.
Он рос в достатке, в доме деда. Но сам дом стоял в очень богатом парижском предместье. Все в школе были из семей явно богаче его. Следовательно, он был беднее всех. Маленький, взъерошенный, учившийся ни шатко, ни валко, он испытывал на себе лукавые издевательства, которыми славится язвительный латинский мир. Папа-венгр не воспитывал Николя, он не оставил сыновьям ни денег, ни балатонского акцента. Но одноклассники доводили мальчика до бешенства, недоуменно морщась и переспрашивая: «Извини, что ты сейчас сказал?» Будто он, маленький иностранец, не в ладах с французским языком. Папа, при редких свиданиях, успокаивал сына: мол, ничего, тебе всё равно не быть президентом Франции.
Одноклассники ошибались, но ошибся и папа. Николя оказался превосходным оратором. Это привело его в политику. В 22 года он стал самым молодым городским мэром за всю историю Франции. А дальше пошло по накатанному: депутат, министр, лидер ведущей партии. Его биография быстро европеизируется: родился, учился, избирался, назначался... В ночь с 16 на 17 мая, ровно в полночь, Николя Саркози станет полноправным хозяином Елисейского дворца.