Завершается год. Мир попрощался  с Андреем Вознесенским, Беллой Ахмадулиной... И совсем не важно, кто из них и из той когорты был «героем моего романа», а кто - нет. Ведь уходят не люди, не отдельные поэты, а целая эпоха, эпоха Слова. Мне  посчастливилось и в огромных, и в небольших залах прикоснуться к этому живому Слову, слышать не с телеэкрана Вознесенского, Евтушенко, Симонова, Ахмадулину, Тарковского, Левитанского и многих иных, в чьих строках пульсировало Время. Причем не просто слышать, а быть частицей залов, заряженных одной энергией и общим поиском смысла.

Возможно, это чудо поэзии, покорившей залы, стало реальностью именно благодаря тому, что мы сегодня походя называем «тоталитаризмом». Ведь большевики, сокрушая церкви и мечети, сохранили как эстафету само ощущение Священного и Высокого и по социальной сути своей Магического Слова. На первом плане это благоговение перед Словом вылилось в почитание окаменевающих текстов классиков марксизма-ленинизма. Но оно же породило и живейший интерес ко всему тому, что не втискивалось в мундиры официозности. Наверное, без официального культа классиков не было бы и невиданного нигде в мире культа поэтического слова, который  неудержимо шествовал по СССР времен оттепели и застоя. Дело в том, что люди той эпохи еще в массе своей тянулись к Слову, причем к высокому Слову, чувствовали его вкус и подспудную мощь.

Перестройка же, помимо прочего, не просто начала рьяно низвергать конкретных кумиров, а ударила по самому ощущению Высокого и Священного, заменяя сплошь и рядом скоморошеством хоралы. Вполне понятно, что скоморошество было всегда, без него человеческая жизнь была бы пресной. Но случилось так, что скоморошество хлынуло на алтари, и мы привыкли к этому, полагая, что так и надо. Ибо нас упорно приучали и продолжают приучать к мысли, что хохма, протест, экстравагантность, заборные слова, да и просто лай очередной моськи (если только слон, которого она облаивает, достаточно велик) могут быть приравнены к искусству.

Поэтому-то сегодня поэт и в России, и в Казахстане уже не больше, чем поэт. Среди массы самых разнородных потерь последних десятилетий, быть может, одна из самых печальных - массовая утрата чувства слова. И дело тут не просто в снижении какой-то незримой планки художественности, а в том, что  людьми, утрачивающими чувство слова, легче манипулировать, чем теми, кто чувствует и переливы смыслов, и неприметную вроде бы фальшь. Пока еще могут вспоминать таких, как Белла. Но трудно представить, чтобы новые Андреи и Беллы стали магнитами, притягивающими к себе сотни тысяч слушателей и читателей. Слава богу, что  поэтическое Слово и сегодня еще живо. Но сдается мне, что его ареал - своего рода духовная Рублевка - место тусовки для очень-очень узкого круга лиц. А имена, которыми нас порою, как новогодним конфетти, осыпают с телеэкранов - лишь условные знаки того, что есть  еще порох в далеких от нас с вами пороховницах. Но их творения - уже не тот насущный духовный хлеб, без коего не представляет своего существования каждый, кто еще мыслит себя интеллигентом.

Уходят последние могикане. Уходит эпоха. И дело, наверное, не в том, что мельчают таланты, а в том, кто востребован в мире неоценностей...