«Вустрица, русским языком вам говорю! ...в вустрице благородные кровя! Мой родный кум при старом прижиме у самого генерала Филимонова в денщиках служил и рассказывал, что генерал их даже натощак сотнями заглатывал! Ел прямо на кореню! Вустрица ишо из ракушки не вылупится, а он уж ее оттель вилочкой позывает». М. Шолохов, «Поднятая целина.

Как человек с более-менее сносным IQ я боюсь темных переулков, поздних телефонных звонков и взлета на самолете. Кроме этого, у меня есть еще и персональный ассортимент фобий, в который до недавнего времени входили безобидные, в общем-то, устрицы.

Я прекрасно помню момент, когда этот страх зародился. Дело было в одном известном московском ресторане, где устриц подавали и нынче подают на огромных, выложенных льдом блюдах, пересыпанных пахнущими йодом водорослями и украшенных исполинскими, чуть сладковатыми половинками лимонов. Живых устриц я видела впервые, впрочем, как и мертвых, и с правилами их поедания была совершенно не знакома. Обычно в таких случаях я начинаю «обезьянничать», выбирая за столом сведущего человека и копируя его гастрономические манеры. Но то ли не нашлось подходящего примера для подражания, то ли необходимость сохранить лицо была слишком велика, в общем, устриц я так и не попробовала. Я сидела и боялась, боялась, что я не справлюсь с вилкой для устриц, что не смогу проглотить это студенистое нечто, что ужаленная лимонной кислотой устрица запищит, да много еще чего. Весь вечер я проковыряла вилкой в сибассе, который, впрочем, был весьма недурен. Возможность конфуза страшит меня до сих пор, я смертельно боюсь перепутать бокалы, воспользоваться не тем ножом, а при виде напоминающего то ли орудие пыток, то ли слесарный набор приспособления для разделки омаров на моем лице застывает испуганное выражение суриката. Вот только от страха перед устрицами я избавилась, и было это вот как.

К концу пятого дня моего безвылазного прозябания в Париже раздался телефонный звонок. Это была Оксана - мой верный французский провожатый и гид. В шесть утра шестого дня мне было велено стоять у дверей отеля в походном обмундировании, для меня был заготовлен специальный сюрприз. Без пятнадцати шесть я действительно стояла у дверей, потирая заспанные глаза, и недовольно ворчала - куда надо срываться в такую рань? Но, узнав, что это за сюрприз, я проснулась окончательно. Пролив Ла-Манш манил меня всегда, если, увидев Париж, я не была готова расстаться с жизнью ни за какие коврижки, то вид на необозримую гладь Ла-Манша и сердитый рокот исполинского пролива несколько умерили мое жизнелюбие.

Каково же было мое возмущение, когда вместо яростно клокочущих пучин передо мною предстала пустыня с зелеными водорослевыми проплешинами и отвратительными пухлыми червями. «Ну и ради чего мы сюда приперлись?» - зло вопросила я. Оксана махнула рукой в сторону каких-то деревянных рогаток с водруженными сверху увесистыми мешками. Фигурки в желтых болотниках снимали мешки, встряхивали и аккуратно клали обратно. «Мы - на устричной ферме, а это - устричные кроватки». Не успела я вылить на Оксану вторую порцию возмущения, как за спиной послышались многочисленные «бонжур». Я не просто была на устричной ферме, я была там в компании французских школьников младших классов. Поприветствовав сотрудницу фермы, экскурсовода по совместительству, мы присоединились к гомонящей толпе и отправились месить прибрежную глину. Был отлив (именно к нему мы так и спешили), и мы подобрались прямо к самим кроваткам. На ферме устрицы выращиваются в искусственных условиях на морском мелководье. Молодь устриц, так называемый шпат, помещают в садки в зависимости от размера и устанавливают их в море. В теплой воде выращивание длится 3-4 года, но здесь, в Нормандии, из-за холодных вод требуется больше терпения и времени (4-5 лет). Казалось бы, дело нехитрое - положи устриц и жди себе 4 года, пока они обретут товарный вид. Но... не тут-то было. Создания эти капризны и требуют постоянного внимания: садки необходимо переворачивать, защищать от обрастания, способствуя притоку кислорода и беспрепятственному проникновению питательного планктона.

Все устрицы классифицируются по форме и номерам: чем ниже число рядом с названием моллюска, тем больше раковина. По форме устрицы подразделяются на плоские - «белон» и вытянутые «крез». Еще есть «глубокие» устрицы, которые изначально обитали только у берегов Японии. Но однажды у Португалии затонул корабль с японскими устрицами на борту. Моллюскам пришлась по вкусу европейская вода - они прижились и начали размножаться.

Проинспектировав кроватки, мы отправились в специальный зал, где нам наглядно, на макетах и плакатах, показали внутреннее строение и механизм их размножения. Дело в том, что устрицы - последовательные гермафродиты. Рождаются самками, а потом меняют пол каждый сезон. Кстати, двуполость устриц породила миф о том, что их поедание порождает гомосексуальные наклонности, что на какое-то время существенно снизило популярность деликатеса.

Но меня интересовал другой миф. На постсоветском пространстве каждый знает, что устриц можно есть только в месяцы, в названии которых присутствует буква «р», то есть с сентября по апрель. На дворе стоял июль, неужели я зря проделала столь долгий путь и устриц мне так и не попробовать? Так вот, сообщаю тем, кто считает, что есть устриц с мая по август нельзя, что вы живете в семнадцатом веке. Правило о месяцах без «р» ввел Людовик XIV, чтобы уменьшить число отравлений, ведь устрицы - продукт скоропортящийся, а ни холодильников, ни самолетов в те времена не существовало. Сейчас моллюски доступны гурманам круглый год. Другое дело, что летом устрицы жиреют. Но любители найдутся и на жирных. Любой человек с указкой, пусть даже увлекательно повествующий о размножении моллюсков, малышей быстро утомляет, поэтому решено было переместиться на свежий воздух и приступить непосредственно к дегустации.

Надо сказать, что здешние дети знакомы с устрицами практически с младенчества. Кто-то ест их ежедневно и очень любит, кто-то, мягко говоря, на зуб не переносит. Но практически каждый способен вскрыть моллюска за секунды, при этом, в отличие от меня, им не понадобятся километры бинтов и литры йода. В последовавшей затем пирушке царили свободные нравы: кто-то заглатывал устриц с аппетитом жертв эфиопского голода, кто-то, не стесняясь, сплевывал в коллектор по соседству. Не попробовать устриц в столь либеральных условиях было бы преступлением, и я решилась. Устрицы были жемчужными. Я отхлебнула с перламутрового блюда горько-соленой йодистой воды и аккуратно втянула в себя трепещущий кусочек. Нет, это была не просто устрица, это был кусочек Ла-Манша с рокотом приливов, криками чаек и свистом вольного ветра в ушах.