«Мы - удобрение для будущего»
izvestia.ru
Он же включен в конкурсную программу Каннского фестиваля, на котором 16 лет назад Гран-при взяли первые «Утомленные...» 17 апреля в Государственном Кремлевском дворце прошел самый первый премьерный показ новой картины, которая с 22 апреля начала всероссийский прокат. Об этом фильме и будущих - интервью с режиссером.
«Большой стиль в русском кино»
- Почему все-таки 17 апреля и Кремлевский дворец, а не 9 Мая и Красная площадь?
- Так решил Оргкомитет по празднованию 65-летия Победы. И я думаю, правильно. Все-таки устраивать премьеру «Предстояния» в День Победы... Эта часть фильма не заканчивается Победой. Картина о том, через что пришлось пройти людям в первые месяцы войны. Победа будет впереди.
- Существует устойчивое мнение, что публика не любит долгого тяжелого кино. Не боитесь, что «сарафанное» радио будет передавать: фильм очень тяжелый, не ходи - наплачешься...
- Но я же не могу сделать начало войны другим?.. Этой картины так долго ждали - я сам ее так долго ждал, мы делали ее в общей сложности почти десять лет, тешу себя надеждой, что это не может быть впустую. Но не загадываю. Мне дорого, что все члены съемочной группы готовы продолжить работу со мной на таких же крупных проектах. Что актеры, звезды не разбежались после съемок, проклиная день и час нашего знакомства... Молодой оператор Опельянц поднялся в этой картине на совершенно новый уровень, а маститый композитор Артемьев написал одну из лучших своих партитур для кино. Мне все это дорого. Значит, будут и следующие проекты с той же командой - может быть, более успешные, может быть, менее. Главное - нельзя останавливать процесс большого дыхания, большого стиля в русском кино. Нам не помогают сегодня так, как помогало государство Сергею Бондарчуку, Юрию Озерову, когда существовал идеологический заказ. Но мы все равно можем делать - и делаем.
- Почему очень веселый, жизнерадостный человек в последние годы снимает такое душевно надрывное кино?
- Да воевали-то тоже веселые люди. Мы к нагнетанию ужасов не стремились. Хотели снять картину изнутри, глазами тех людей - из сорок первого. А не с высоты прошедших лет: ах, как это было страшно и невыносимо. Люди жили внутри войны. Мне важно, чтобы зритель смотрел картину, не задумываясь: тяжело - не тяжело. Где-то зажмурился, где-то заплакал, но война идет - и жизнь идет. Зато когда он выйдет из кинозала - пусть глотнет воздуха и скажет: Господи, какое счастье, что все это не сейчас и не со мной! И еще очень важно, чтобы он сказал: Господи, как же мы можем забывать этих людей?! И совсем хорошо, если шевельнется мысль: а вот те мальчишки, чьи тела заметает снегом под Москвой, они за какие ценности воевали? За те, которыми я живу? А стоят ли мои ценности таких жертв?..
- За один эффект, по-моему, можно ручаться. После такого фильма с абсолютной ясностью понимаешь, насколько ничтожны твои личные проблемы.
- Вот! Это была моя задача. Если хотя бы десять процентов зрителей испытают подобное чувство, весь наш труд был не зря. Мы потеряли иммунитет к проблемам и принимаем за великие страдания полную чушь. И только когда жизнь, не дай Бог, сильно бьет человека - болезнью, катастрофой, - представление о масштабах приходит в норму...
- Фильм снят в поразительном фокусе и бросается в глаза необычайно укрупненная, подробная фактура человеческой кожи...
- Это называется «гиперреализм». Не связанный с натурализмом: у нас и кровь, и оторванные конечности, и кишки наружу - все очень деликатно, без нажима, мы нигде не упиваемся кровищей. Страх войны - он не в количестве развороченных животов. Недаром бой снят в тумане: так еще страшнее для человека. Все стреляют, кто-то куда-то бежит, двигаются танки - их не видно, только грохот в тумане, потом пулеметная очередь, кто-то упал рядом с тобой... Вот это, на мой взгляд, - настоящее пекло и настоящий ад войны. Никто ничего толком не понимает, но чья-то гибель все время рядом...
Герой созерцания
- Фильм «Утомленные солнцем - 2» тоже с предельной ясностью говорит: в одиночку не победишь. Всякий, кто пытается уцелеть, растоптав ближнего, бывает наказан - причем крайне жестоко. А мы по любому вопросу - будь то плакаты со Сталиным ко Дню Победы, отношения между музеями и церковью - спорим до ненависти...
- А на чем людям объединяться? У меня было предложение - я его в «Известиях» озвучил. Надо навести чистоту в собственной стране.
- Но мне, например, для начала хотелось бы выяснить, в какой стране я буду наводить чистоту. Куда она движется?
- Для начала надо перестать отождествлять страну и какую бы то ни было власть. Что такое страна?
- Земля.
- Да. Если более художественно - пейзаж. Река, берег, закат. То, что наполняет тебя кислородом и позволяет ощутить себя русским - и необязательно по крови. Не думаю, что Левитан, когда писал свои пейзажи, беспокоился, кто сейчас на троне.
- Вот сейчас многие удивились, услышав такое из уст Михалкова...
- Я не скрываю, что нынешняя власть мне гораздо симпатичнее, чем, например, брежневская. С которой я ничего общего не имел, наград от нее не получал, в КПСС никогда не состоял. Но люди, упрекающие меня сегодня в близости к власти, - чего они на самом деле хотят?
- Такой же близости к власти.
- Причем - к любой.
- Недавно директор одной крупной киностудии жаловался мне, что не попал в список восьми избранных, потому что не может лично позвонить ну хотя бы вице-премьеру...
- Я понимаю естественное желание пополнить собой список мейджоров. Но пенять на несправедливость можно только в том случае, если «я лучше них, а меня не взяли». Аргумент «я тоже хотел, а меня не взяли» звучит, извините, по-детски.
- В основе любой гражданской войны лежит зависть.
- Вообще - в основе любых конфликтов. Христа тоже распяли из зависти.
- Но уж Сталину точно никто не завидует, а из-за плакатов такая буча...
- Это страх. Страх перед страхом. Вместо того, чтобы задуматься: а чего хочет народ? Репрессий для невиновных, «черных воронков» по ночам? Нет. Он хочет, чтобы карали убийц, наркоторговцев, тех, кто подсылает шахидок в метро. Достоинства хочет, общих ценностей и порядка. Наш народ так устроен - и слава Богу. Хорошо, что он тянется к порядку, хотя сам не может его организовать.
- На днях в Кремле выступал Кубанский казачий хор. При полном аншлаге. В одном месте в одно время собрались пять тысяч здоровых людей. Они знают, что надо встать, и когда звучит «Вечная память», и «Прощание славянки», и «День Победы» Тухманова. У них в голове нет войны между российской историей и советской. Но это все-таки редкость. И самое печальное, что рвет историю на лоскуты интеллигенция.
- Не только историю, зачастую - страну. Я не считаю, что интеллигенция должна обслуживать власть. Она должна служить своему Отечеству. Но пребывать в вечной оппозиции к власти просто потому, что это власть, очень глупо, по-моему. Более того, это чистое безбожие. Раздербанивание страны изнутри - чем, в сущности, и является вечное интеллигентское противостояние власти - дурно заканчивается. Тогда появляются Грозный или Сталин. И силой сохраняют то, чего мы не удержали, потому что не хватило благоразумия, доброй воли...
- Можно объединить Россию идеей личного благополучия каждого, на которой стоит Европа?
- Нет. У нас богатые никогда героями не были, да и русская зависть не позволит.
- А чем можно?
- Верой.
- Вы думаете, это еще вернется? Возьмите хотя бы ваш фильм - я уже слышала мнения: «А что, собственно, нового во взгляде Михалкова на войну?» Хотя новшество принципиальное: это первый фильм, где война трактуется как промысел Божий, а не как стечение трагических обстоятельств. Но сколько зрителей способны этот смысл уловить?
- Кто сможет - тот сможет. Остальные просто посмотрят увлекательное кино. Три часа пролетают на одном дыхании - с этим никто из видевших картину не спорит. Я каждое воскресенье наблюдаю за детишками в храме у нас, на Николиной Горе. Когда они вырастут, жизнь станет иной. Во всяком случае, с ними можно будет разговаривать в категориях: «Да побойся Бога, брат!» Тогда и гражданская война в умах прекратится. А мы - удобрение для будущего.
- И много ли их будет - этих новых людей?
- Из нашего храма - человек тридцать. Сколько бы ни было, ни во что другое я верить не хочу и не могу. Мне неинтересно думать, что благодаря нанотехнологиям человек станет умнее, справедливее, сострадательнее... Чем аукались люди в России? Евангелием. Когда это исчезло, когда исчезли понятия греха и стыда, порядок стал поддерживаться на страхе. Когда, в свою очередь, исчез и страх - мы получили то, что имеем сейчас.
- Есть люди, у которых масштаб личности больше, чем профессия. Могли бы вы, например, армией командовать? Или страной руководить?
- Нет. То есть мог бы, наверное, но мне это неинтересно. Политика не терпит созерцательности. Мережковский сказал: «Герой - поэт действия, поэт - герой созерцания».
- Так вы - герой созерцания?
- Ну, приходится быть и героем действия, когда снимаешь картину масштаба «Утомленных солнцем - 2». Но мое самое любимое занятие - наблюдать за людьми в кафе. Там, где меня никто не знает, за границей где-нибудь. Гадать, кто эти люди, о чем они говорят, куда идет эта женщина, что за мысли у нее в голове... Самому приходят мысли, которые особо не озвучишь... Из этих наблюдений многое можно затем использовать в работе. Теперь представьте себе полководца или политика, который часами разглядывает людей в кафе...
Новое кино
Уже монтируется «Утомленные солнцем - 3: Цитадель». А в ближайших планах Михалкова - фильм по бунинскому «Солнечному удару», к которому режиссер, по его словам, готовился 35 лет. Исполнительница главной роли - никогда не снимавшаяся в кино актриса. Остальные - звезды кинематографа.
Фото www.trite.ry
Материалы номера