В Казахстане ужесточаются нормы международного усыновления

Сейчас депутаты Парламента РК во втором чтении обсуждают Кодекс о браке (супружестве) и семье. Туда добавят пункт об иностранном усыновлении, в котором, в частности, будет сказано, что за границу можно усыновлять в первую очередь неизлечимо больных детей. Депутаты сената Парламента РК со дня на день должны ратифицировать конвенцию о защите детей и сотрудничестве в отношении иностранного усыновления. Гаагскую конвенцию по международному усыновлению, как ее еще называют, уже ратифицировали 78 стран мира. Она позволяет контролировать, как живет ребенок в новой семье. Не ратифицирована она пока в России и Ирландии. Однако и без учета конвенции государство отдает приоритет местным семьям. Почему наши чиновники боятся отдавать детей из Казахстана за границу? О проблемах усыновления «НГ» рассказывает главный врач дома ребенка «Дельфин» Жбек ЖИЕНБАЕВА.

 

- Жбек Шаймухановна, сколько сейчас детей в «Дельфине» и выросло ли их количество за последние годы?

- Сейчас детей меньше. В 2009 году поступило на 12 детей меньше, чем в 2008 году. В 2009 - 85, в 2008 - 97. Сейчас в «Дельфине» 57 детей, из них подлежат усыновлению всего трое. Есть дети, оставленные на временное содержание, дети, родители которых сидят в тюрьме. Всех, которые подлежат усыновлению, у нас разбирают. Сейчас желающих взять ребенка гораздо больше, чем самих детей. С одной стороны, это хорошо, но с другой - получается, что становится больше бездетных семей и бесплодных матерей.

 

- Оставляют детей в основном неблагополучные родители - алкоголики, социально неустойчивые?

- Вы удивитесь, но последняя тенденция жуткая. Немало брошенных - дети из обеспеченных семей. Родители предъявляют высокие требования к дочери, и девочка бросает ребенка, чтобы строить карьеру. Когда такого малыша хотят усыновить, то в суд мы приглашаем маму. Мы обязаны еще раз спросить, было ли ее решение обдуманным. И зачастую биологические дедушка и бабушка только в суде узнают о том, что у них есть внук. Некоторые спохватываются и забирают малыша, но чаще ребенок уходит к приемным родителям, которые гораздо менее состоятельны. Как-то к нам обратилась семейная пара, обоим уже за 50 лет. Пять лет назад в «Дельфин» была оформлена их внучка. Спрашиваю: что их толкнуло лишь через пять лет начать ее искать? Оказывается, не знали, что дочь родила и отдала ребенка. А когда единственная дочь умерла, захотели забрать внучку. Но, увы, было уже поздно - ребенка забрали в новую семью. По моим наблюдениям, экономическая нестабильность не влияет на число отказов от детей. Истинно брошенных, подлежащих усыновлению, у нас около 40 в год. В советские 80-е годы было примерно столько же.

 

- Тогда что, по-вашему, заставляет мать бросить ребенка?

- Над этим вопросом бьются ученые, в том числе и психологи. Мне кажется, мы теряем свои традиции, религиозные устои. Недавно одна молодая девочка оформила к нам ребенка. Я спросила, знает ли ее мужчина о ребенке? Она гордо ответила, что самостоятельная, учится в университете и, мол, еще ни одна мама-одиночка не пропала на земле. Я не против неполных семей. Но когда женщина так гордо несет флаг одиночества - это неправильно. Культ семьи и патриархальный уклад нашей жизни должен оставаться. Иначе теряется культурная связь, теряются те ценности, которые делали немыслимым саму возможность для женщины бросать ребенка. Навязывается западный образ эмансипированной женщины, которая все сможет сама.

 

- В то же время на Западе сейчас буквально культ семьи. Даже звездные пары, такие, как Анджелина Джоли и Бред Питт, не стесняясь, усыновляют детей.

- В этом смысле нам до них далеко. Это неоднократно подчеркивают и наши судьи, когда отдают детей. На Западе европейцы-родители могут запросто усыновить ребенка-афроамериканца. У нас другие традиции. Существует жесткая тайна усыновления, и всякая семья, взявшая ребенка, склонна- казахи берут деток своей национальности, русские - своей. Цвет кожи и физические данные у нас главное. Хотя сейчас у нас много метисов. Недавно из Астаны потребовали отчет, сколько у нас детей от 1,5 лет и старше коренной национальности. Мы оказались в большом затруднении. Из 37 воспитанников детдома - всего 7 казахов, но много малышей смешанных кровей. Я вообще против деления по нациям, но пока у нас свято охраняется тайна усыновления, толерантности в этом вопросе от усыновителей ждать не приходится. Западное общество более свободно к этому относится.

 

- И родители на Западе раньше сообщают ребенку, что он им неродной?

- Переход в новую семью для ребенка опасен в любом возрасте. Рассказывать о том, что ребенок неродной, лучше попозже, когда он будет чувствовать, что любим, что они все равно его единственные родители, хоть и приемные. На Западе действительно с этим проще. Если все вокруг видят, что родители и дети разных кровей, то и рассказать об этом легче. К нам нередко обращаются родители, детям которых тайну усыновления открыли соседи, рассказали в школе или дальние родственники. Ребенок посчитал это предательством, впал в истерику. Начал проявлять протест, атмосфера в семье нарушилась. Родители не знают, как выйти из ситуации, обращаются к нам. Мы подсказываем, как вернуть доверие ребенка и восстановить отношения.

 

- И все-таки вы против иностранных усыновлений?

- Это люди с другим менталитетом. Когда они выбирают ребенка, то кажутся такими холодными, неискренними. Возможно, я просто не понимаю их язык, или они просто сдержаннее в эмоциях. Такое ощущение, что ребенка они берут для того, чтобы оправдаться перед Богом, снять с себя какие-то грехи. У них сейчас действительно культ больших семей. И то, что они так открыто демонстрируют усыновленных детей, порой выглядит как какая-то модная тенденция. Это мои личные впечатления и ощущения, но от этого никуда не денешься. Наши кажутся более открытыми, хотя и среди них есть пары, которые как будто не ребенка, а вещь выбирают.

 

- Насколько я знаю, иностранцы охотнее берут больных детей, наши усыновители предпочитают здоровых.

- К медицинской стороне у всех повышенное внимание. Первое, на что обращают внимание иностранные усыновители, - алкогольная наследственность. Они не берут детей, если их биологические родители были алкоголиками. Зато меньше боятся брать детей от ВИЧ-инфицированных родителей. Очень толерантны к детям с физическими недостатками - косолопая ножка или вывернутая ручка. Наши семьи очень редко берут таких малышей. Летом 2009 года одна пара из Америки удочерила девочку из «Дельфина», у которой четыре члена семьи умерли от ВИЧ-инфекции. Девочка была здорова. В ее приемной американской семье папа работает полицейским, а мама - с детьми от ВИЧ-инфицированных родителей. Эта семья мне очень понравилась.

 

- А почему иностранцы не берут из детских домов малышей у себя на родине?

- У них другие законы. Биологическая мать имеет право вмешиваться в семью, которая усыновила ребенка. У нас статус семьи, оформившей малыша из детдома, неприкосновенный. Иностранцы признают, что наши дети более здоровые, красивые. За границей семьи, усыновившие детей из Казахстана, общаются друг с другом, обсуждают это. Потом ведь в некоторых странах есть налоговые послабления тем, кто усыновляет детей из стран третьего мира. По крайней мере, когда к нам приезжала пара из Испании, они открыто об этом говорили.

 

- Кто отслеживает судьбу наших детей за границей?

- Американские семьи, усыновившие наших детей, а их большинство, раз в год присылают отчеты. Но что реально скрывается за этими отчетами, мы, по сути, проверить не можем. Ребенок становится гражданином страны, в которой живет. Другие страны вообще перед нами не отчитываются об усыновленных детях. Если Казахстан примет Гаагскую конвенцию, то проверки станут обязательными и более строгими. Страны, ратифицировавшие ее, могут рассчитывать на специалистов-иностранцев, которые по тревожным сигналам будут выезжать в семьи, усыновившие детей. Причем если ребенку действительно плохо в иностранной семье, то будет возможность его забрать.

 

- Получается, что пока четких критериев в законе нет - оставлять ребенка на родине или отдавать? Многое зависит от первого руководителя детского дома?

- По закону приоритет отдается казахстанской семье. С местных семей мы отчеты не требуем. Их собирают органы опеки. Конечно, первый руководитель является опекуном ребенка до 18 лет. Без его согласия ни один суд не отдаст ребенка в семью. Моя политика направлена на то, чтобы дети оставались в Казахстане. При мне за границу к приемным родителям уехала только одна девочка от ВИЧ-инфицированных родителей, о которой я говорила. Но решение об этом принимала не я. За год моей работы ни один ребенок не был отдан за границу. Надеюсь, что поправки в наши законы сделают более упорядоченным процесс усыновления как в казахстанские семьи, так и в иностранные.