Смерть Сергея Михалкова опускает занавес над эпохой. Это невыносимо банально, но иначе не скажешь. После смерти карикатуриста Бориса Ефимова Михалков оставался последним из тех, кого лично редактировал Сталин и жутковато поддразнивал Берия, кто пил с ними вино, видел печати НКВД на дверях друзей, освобождал Западную Украину и Белоруссию, честил космополитов и «некий злак, который звался Пастернак».

Перечисление его должностей и наград заняло бы  полосу. А вторую полосу заполнил бы список его родных - от тестя-живописца Петра Кончаловского и жены-переводчицы Натальи до сыновей-режиссеров. Сколько у него внуков и правнуков, патриарх, если ему верить, точно и не помнил.
Но награды - суета сует, род будет расти и крепнуть, давно доказав, что никакие превратности истории не страшны его привилегированному положению. А вот судьба самого Михалкова уникальна. Судьба не литературного диктатора, а поэта, написавшего «В этой речке утром рано утонули два барана» и «Нас вырастил Сталин». «Нам купили синий-синий, презеленый красный шар» и «Партия - наш рулевой». «Мы едем, едем, едем» и «А сало русское едят». Ведь это писали не два разных человека, а один, не испытывая никакого смущения от раздвоения творческой личности, объяснимого лишь какой-то злой магией.
Впрочем, точно известна дата этого раздвоения - то ли властной благодати, то ли пакта с дьяволом. 29 июня 1936 года в «Известиях» была опубликована колыбельная «Светлана», может быть, лучшее из всего, что написал Михалков. «Ты не спишь, Подушка смята...» Вопреки легенде, это был отнюдь не день рождения дочери вождя: десять лет Светлане Аллилуевой исполнилось 28 февраля. Но то ли Сталин умилился, то ли он как раз подыскивал потенциального «наркома детской литературы». Уже в 1939 году 26-летний сын классового чуждого юриста-птицевода, да еще, как выяснилось в 1990-е годы, Рюрикович, получил орден Ленина. Еще через четыре года, даже не состоя в ВКП(б), куда он вступит лишь в 1950 году, стал автором гимна СССР.

Сам Михалков писал, что имел в виду совсем другую Светлану, однокурсницу по литинституту. Интересничая перед барышней, пообещал, что назавтра она прочтет в «Известиях» посвященные ей стихи. Колыбельная, которая была написана даже и не для однокурсницы, уже шла в набор, поменять имя героини было делом техники. Этот незамысловатый анекдот - ключ к творчеству Михалкова. Наверное, тогда он испытал что-то вроде озарения: судьбой просто управлять. Достаточно заменить одно слово другим, нужным. Так он будет менять слова гимна, переписывая его в соответствии с линией партии, в 1977 и 2000 годах.

Михалков часто повторял, что детским поэтом может быть лишь тот, кто сам остается ребенком. В этой банальности скрыт вполне самокритичный и циничный смысл. Ведь ребенок органичен и в эгоизме, и в жестокости, и в притворстве, и в неблагодарности. Детскости больше всего в мемуарах Михалкова «Я был советским писателем» (1992). В книге отзывов в музее Сталина в Гори он писал: «Я в него верил, он мне доверял». А в мемуарах с детской непосредственностью пересказывает байку о том, как Сталин приказал маршалу Ворошилову застрелить его любимую собаку. Потешается над глухотой и дефектами речи Леонида Брежнева, словно не о нем писал: «Выступает перед нами человек с душой бойца». И если Михалков сказал, что «очень верит в Путина и Медведева», то, проживи он еще десяток-другой лет, в его мемуарах нашлось бы что-нибудь интересное и о них. Предположение вовсе не фантастическое. Ведь Сергей Михалков уже давно казался бессмертным. Как детство или Кащей.

Фото с сайта www.smi.ru