До сих пор в моей памяти отчётливо остались события того памятного дня - 6 марта 1953 года. До  сих пор вижу, как в оставленную открытой входную дверь густым белым туманным облаком входит и стелется по полу холод. Я же не чувствовал   холода, а парализованно смотрел во все глаза, как содрогаются от беззвучных рыданий плечи дяди Омурзака - взрослого человека в военной форме, что для моих детских понятий было невообразимым событием.

Зима 1953 года была снежной, с трескучими морозами, обильными снегопадами  и буранами. В колхозе им. Кагановича (село Каламан) было дворов семьдесят. В первых числах марта, наигравшись с ребятами вдоволь, я пришел домой и обнаружил гостя в солдатской форме, который подхватил меня, поцеловал и подбросил к потолку. Он оказался дальним родственником и приходился братом отца, а мне дядей, звали его Омурзаком. После демобилизации он по традиции объезжал родственников, чтобы себя показать и порадовать родных, а также узнать новости об остальных родственниках. От него я узнал много интересного: что в феврале мне исполнилось 7 лет и скоро стану джигитом, так как осенью пойду в школу в 1-й класс, что меня очень обрадовало, так как не было мальчишки, не мечтавшего быстрее вырасти и стать джигитом.

На второй или на третий день после его приезда, проснувшись, я только начал одеваться, как открылась входная дверь и с изменившимся лицом зашел дядя Омурзак. Не раздеваясь и не разуваясь, он прошёл  в комнату и с рыданиями упал вниз лицом на корпешку, расстеленную на полу. Через некоторое время пришел отец, подавленный каким-то горем, закрыл входную дверь, тихим упавшим голосом велел мне быстро одеться и погулять на улице, а сам опустился на корточки около дяди Омурзака. Смахивая слёзы, отец положил левую руку на его плечи и начал ему говорить какие-то успокаивающие слова, а дядя сквозь рыдания повторял: «Что же теперь будет с народом, со страной, как будем дальше жить, народ остался без великого вождя».

Нехотя выйдя на улицу, я увидел толпу односельчан и школьников, собравшихся возле конторы колхоза под единственным колоколом-репродуктором, висевшим на столбе. Когда я подбежал к толпе, услышал голос Левитана, сообщающего скорбную весть о кончине вождя народа И. В. Сталина. Взрослые  мужчины стояли на скрипучем морозе без шапок и по их щекам текли молчаливые слёзы, женщины плакали вслух, причитая и вытирая слёзы кончиками платков и шалей. Обычно шумные и подвижные школьники стояли как истуканы, молча, с повлажневшими глазами. Я тоже стоял столбом с открытым ртом, не зная - плакать мне или нет, хотя и в моей детской душе нарастали непонятные доселе нехорошие предчувствия. Наконец эти чувства, очевидно, нашли выход, так как подошёл старший брат, взял меня за руку и тихо сказал: «Вытри слёзы, пойдем домой». И я молча поплёлся за ним, а он  начал  объяснять произошедшее. Так я в первый и последний раз видел всенародный плач и великую скорбь народа. Полагаю, не погрешу против истины: этот день был скорбным днём всего народа страны Советов и не было в  Советском Союзе  человека, не задававшего себе  вопросы, заданные дядей Омурзаком.

Сакен СЕЙДАЛИН, Костанай