Сперва о необычных названиях наших профессий, а затем и о производстве потомства животных. Ну, скажем, сливача едва ли помнят те, кому меньше 80 лет. Так назывался человек (независимо от пола), который принимал в деревне принесенные в подойниках молоко от коровы жирностью 3.9%. Заведующий колхозной фермой назывался фермач, а глава избы-читальни - избач. Все было понятно, нововведенные названия профессий - однокоренные от слов привычных. Засорения русского языка иностранщиной основного населения почти не касалось. А вот чтобы простому люду были понятны «технизмы», еще в 1843 году был издан словарь Бурнашева «Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности и быта народного». И насчитывал он... 25 000 слов.

Теперь мы в капитализме (по его дикости и нелюдскому лицу) даже ниже вышеуказанной даты, но новых слов нелепой иностранщины приобретено несть числа. Один ветеран долго слушал внука о том, кем он работает по какой-то нелепой профессии. Но, прервав объяснение, сделал заключение: «Не пудри мозги, а так и скажи, что ты спекулянт». Вот и около моего подъезда на днях прилепили объявление, где торгово-промышленной фирме требуются мерчендайзер и супервайзер. Я со своими двумя средними и одним высшим образованием не полиглот, да и ни в каких домашних словарях мерчендайзера и супервайзера не нашел.

Может, в России все по-иному? Увы. И там русский язык претерпевает такие изменения, что многие предрекают ему гибель. Но не будем влезать в полемику с маститыми филологами, а лучше вернемся к своим баранам в полном смысле их биологической сути. У нас уже давно укоренилось выражение «окот овец» и даже «окот скота». Что же выходит, все поголовье одних котят приносит? Но испокон веков было принято: овца оягнилась, корова отелилась, кобыла ожеребилась, свинья опоросилась... Ну, а насчет собаки у Сергея Есенина: «Семерых ощенила сука, рыжих семерых щенят». Окотиться может львица или тигрица, другие породы кошачьих зверей.

Есть и другие переименования слов и понятий, не менее «безобидные». Так, понятие «наемный убийца» назвали почти нежно и кротко - «киллер». Семейственность, кумовство и родственные связи на службе - «работа в одной команде». Помнится у Фамусова: «При мне служащие чужие очень редки»... Групповое воровство (тоже в одной команде) - «корпоративное распределение дивидендов». Ну не ухватишь без ежовых рукавиц ворюгу и коррупционера - скользкий, как уж, по названию и натуре.

Что же касается сквернословия, то христианская церковь (видимо, и другие религии) запрещала употребление определенных слов и выражений. Но то, что наши деды считали святотатством, у нас стало просто вульгарным, даже обыденностью. Сейчас матом не ругаются, на нем разговаривают, как пошутили на «Русском радио». Так уж давайте все же беречь «великий и могучий», он в самом деле слабеет и даже может уйти в небытие от порчи и засорения. Ну, а сливач пусть сливает, а собака - щенится. Только вот сливать у нас приходится все меньше и меньше, а молоко все дороже и дороже. А рождаемых не в «ржаном закуте» (по Есенину), а где-то в городских закоулках щенят все больше. Тоже ведь проблема.