25 октября умер Муслим Магомаев, его запомнят на пике славы

Публика так и не увидела его немощным, больным, с голосом, звучание которого выдавало бы  какие-то ему одному слышные возрастные изменения. Его баритон в нашей памяти остался божественным, техника - безупречной, а сам он - благородным, стильным красавцем. В Муслиме Магомаеве, написала "Российская газета", как ни в одном певце, странным образом сочетались и державность, и мужское обаяние, и советский масштаб и пронзительная нежность. Он давно покинул сцену, но по-прежнему оставался любимым певцом. Популярность проходит, настоящая слава - никогда.

"Пусть меня запомнят поющим..."

Эта фраза в разных вариациях звучит во многих интервью Магомаева. Принциальная позиция - уйти со сцены молодым, не вызывающим жалость, может быть, все-таки  слишком рано лишила публику счастья непосредственно общаться с изумительным певцом. В прошлом году 17 августа ему исполнилось 65. Вот предъюбилейные ответы корреспонденту "Известий".

- Муслим Магометович, где егодня можно увидеть и услышать вас?
- Практически нигде. Я редко выхожу даже из дома. Общаюсь только с узким кругом друзей. А с поклонниками поддерживаю связь через интернет-сайт.

- А выйти опять на сцену и выступить с сольным концертом?
- Нет, сколько можно?! Да я и раньше не частил с выступлениями.

- Ни на корпоративах, ни в клубных вечеринках не участвуете?
- Я давно сказал, что ухожу. Лучше достойно уйти, когда тебя помнят поющим. А зачем опять возвращаться, как делают некоторые мои коллеги? Нет, ради бога! Их право! Я уважаю Лемешева, которого все запомнили поющим, несмотря на годы. И поющим очень хорошо. Помню еще Марка Осиповича Рейзена, нашего соседа. Человеку было 85, а он вышел и спел Гремина в «Евгении Онегине». И спел очень достойно. Я никак не мог понять - как это можно? Столько лет быть на сцене, сохранить голос, сохранить желание петь.
У меня, к сожалению, давно уже нет желания. Потому что я по натуре, простите за сравнение, соловей: хочу - пою, не хочу - не пою.
- А Иосифу Давыдовичу поется всегда?
- Получается так. Дело в том, что Кобзон сейчас поет не хуже, чем пел 20 лет назад. Таким же голосом, с таким же настроением, так же на сцене сопереживает. Дита (Эдита Пьеха) тоже поет. И дай им бог! Я свое уже отпел. Недавно очень известный и состоятельный человек попросил меня выступить в маленьком клубе для ограниченного круга друзей. Никто об этом якобы не будет знать. Я сказал: «Я буду об этом знать и перестану себя уважать».

- Но многие выступают с удовольствием и помногу.

  - Да, там хорошо платят, но мне это не нужно.

  - Пенсия народного артиста СССР позволяет вам нормально существовать?
  - У меня никакой пенсии в России нет. Да и прописка появилась не так давно. Я всю жизнь прожил в Москве как бакинец (смеется), женатый на москвичке Тамаре Синявской. И гражданство России получил сравнительно недавно.

- Вы не ведете концертную деятельность, не получаете пенсию. А вокруг все дорожает...

- В свое время нам очень помог Гейдар Алиевич Алиев. С тех пор ежемесячно получаем из Баку некую премию. Это не пенсия, а своего рода жест государства за популяризацию республики и народа. А Ильгам Гейдарович (нынешний президент Азербайджана) не только не собирается отменять решение своего отца, а, наоборот, даже прибавил нескольким деятелям искусства, которые внесли наибольший вклад в развитие культуры государства.

- Российские звезды на равных соревнуются сегодня на «Евровидении», хотя дома их не понимают и считают, что эстрада у нас не на взлете.
- О чем вы говорите? Я в свое время не понимал Утесова. Мне нравились поющие артисты театра и кино Бернес, Трошин, очень нравилась Шульженко. Как она играла голосом! Это было целое представление, шоу! Но это совсем другая эпоха. А с Утесовым мы позже подружились... Я делал интервью с известными людьми. И вот звоню Утесову, приглашаю его на радио. Он со мной разговаривает как-то сдержанно. Потом говорит: «Хорошо, я приду. К которому часу?» Сижу, жду. Смотрю, заходит. Как-то осторожно, крадучись и подозрительно оглядывается по сторонам. Я встал, иду навстречу. А он как-то радостно так говорит: «Слава богу, я считал, что меня разыгрывают. Зачем, думаю, я понадобился Магомаеву?» Было очень смешно. Мы проговорили почти два часа. Времени еле хватило, настолько было интересно его слушать. Нам понадобилась большая передача, после чего я совсем иначе стал воспринимать Леонида Осиповича.
Я совершенно не осуждаю публику. Сейчас другая музыка, другое абсолютно все. И нет гарантии, что дальше на сцене не появится что-то вообще непонятное, несуразное, которое будет нравиться массам. Поэтому никогда нельзя говорить: «В наше время было хорошо, а сейчас плохо». Потому что может быть еще хуже.

- С бывшими коллегами поддерживаете отношения?
- Часто общаемся с Левой Лещенко, Володей Винокуром, с Кобзоном. С Аллой Борисовной поддерживаю связь... Я-то ушел, но многие остались и до сих пор никак не желают покидать сцену. Я мог бы выступать и сегодня. Подобрать себе репертуарчик - с голосом все в порядке. Петь, слава богу, могу. Но на сцену выходить больше не желаю. Пусть меня запомнят таким, каким я был...

Антисоветчик, оставшийся в СССР
Магомаев обрел популярность совсем молодым: в 20 - бешеный успех сначала на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Хельсинки с "Бухенвальдским набатом" и "Хотят ли русские войны", затем почти сразу же в Москве. В 23 - стажировка в «Ла Скала». Едва исполнилось 30 - стал народным артистом СССР, минуя звание народного артиста Азербайджана. На его концерты рвались миллионы, его машину носили на руках. Ему благоволили и простые граждане, и власти. Вполне возможно, что именно благодаря таким звездам, как Магомаев, советские лидеры ковали свое пресловутое народное единство. Муслиму верили, к нему прислушивались. Откуда он взялся, такой?

  - Дом наш в Баку был очень простой. Дядя, заменивший мне папу (отец Муслима Магометовича погиб на фронте за два дня до Победы), жил скромно, хотя и занимал высокий пост - зампред Совета министров Азербайджана. Все дни он проводил на работе, а нами, детьми, занималась бабушка. Бабушки же все одинаковые - обожают внуков, прощая им любые шалости. А я был страшный хулиган! Мы носились по двору как ненормальные, «тарзанили» - тогда только-только вышел фильм «Тарзан». И вот я полез на дерево, скакал с ветки на ветку, пока не упал и не сломал левую руку. Врачи меня пожалели - наложили лёгкий гипс и сказали: «Веди себя тихо!» Какое там тихо! В конце концов рука срослась неправильно. А меня готовили к карьере пианиста! Снова в больнице мне сломали руку и на этот раз наложили уже такой гипс -  словно на всю жизнь! Слава богу, на мои способности музицировать эта травма не повлияла. А лет в 14-15 как начал петь, так начал умнеть (смеётся).

...Всю жизнь был антисоветчиком, мечтал о том, чтобы наша жизнь изменилась. Чтобы мы перестали кланяться чиновникам, чтобы могли петь то, что нам хотелось, а не то, что утверждали нам партийные комиссии.

В какой-то момент стало понятно: дальше страна так жить не сможет. Об этом кричали витрины магазинов, где, кроме банок с соком, больше ничего не было...  Я всё думал: «Господи, ну когдаже, наконец, начнётся свободная жизнь?!» Но, видимо, как-то очень резко всё произошло - наступление нашего своеобразного капитализма. Это как после музыки Моцарта взять и врезать Шнитке. Разница будет такойже шокирующей. Не хочу определять, какая жизнь -  та или нынешняя - была Моцартом, а какая Шнитке. Я просто говорю о контрастах, о том, что менять всё надо было постепенно, народ оказался к этому не готов. Я человек неунывающий, верю, что всё это устоится. Но сколько времени на это потребуется... Только Господь Бог знает.

...Сиюминутная слава - это, конечно, приятно. И когда артисты говорят: «Мне всё равно, любят меня или не любят!» - врут они! Причём нагло. Каждому артисту приятно, когда ему аплодируют, когда его ждут у входа, просят автографы. Правда, когда машину поднимают, - это уж чересчур (смеётся).

Но все эти звёзды, которые сегодня модно вмуровывать в асфальт, - это же глупость! Ну, закатали их. И ходит народ, твоё имя ногами топчет. Зачем это нужно? Я очень верующий человек. Все мы на этой земле - временщики. За свои дела каждый из нас будет отвечать там, на небесах. А земная мишура - она уйдёт.

Магомаев предпочел остаться в той стране, которая дала ему имя и вознесла до невиданных высот. Он так и не почувствовал себя частью новой индустрии развлечений. Когда пришла волна ностальгии по советской музыке, в этой волне оказались многие эстрадные герои прежних лет. Пенку сняли все, кроме него.

Подробности

В репертуаре Магомаева было около 600 произведений - от оперных партий до песенки Трубадура из "Бременских музыкантов". Он был очень разносторонне одаренным человеком: даже делал передачи на радио и ТВ, сам писал музыку, рисовал, виртуозно аккомпанировал своей жене, солистке Большого театра Тамаре Синявской. В последние годы у него стало сдавать сердце - развилась ишемическая болезнь, атеросклероз сосудов. Тем не менее он продолжал оставаться заядлым курильщиком. За несколько дней до смерти Магомаеву выполнили операцию по стентированию сосудов. Все надеялись на лучшее.

Фото www.mignews.ru