В эти дни в Астане проходит республиканская конференция «О состоянии донорства органов в Республике Казахстан». 54 делегата обсуждают, в числе прочего, алгоритм подбора реципиентов для трансплантации от посмертного донора. Как живут сейчас те, кто ждет своей очереди на пересадку органов? И готово ли общество воспринять проблему посмертного донорства?

Андрей ВОРОБЕЙ почти десять лет на гемодиализе / Фото из личного архива

В январе исполнится десять лет, как житель посёлка Качар Андрей ВОРОБЕЙ стал буквально намертво привязанным к гемодиализу – это такая заместительная почечная терапия, попытка заменить естественный орган механизмом. Андрей начинал в Качаре помощником машиниста экскаватора, поднялся до мастера на горном участке отвала, и в один день...

По поводу этиологии его хронического гломерулонефрита врачи разводят руками – наверное, что-то наследственное, или же повлиял хронический бронхит, который может «уйти» на почки. Почки при этом не болят, так что человек спокойно гуляет до последней стадии. Знаете, что бывает потом?

— Больной, которому необходим гемодиализ, чувствует себя живым на тридцать-сорок процентов – говорит Андрей. – Когда меня привезли в Астану, от центра трансплантологии до больницы везли уже на скорой, потому что у меня поднялся креатинин, сердечная мышца плохо сокращалась. Я себя в тот момент почти не помню.

Выходы в подобных случаях такие: либо пожизненно находиться на процедуре гемодиализа, то есть прокалывать вену и очищать кровь по четыре часа три дня в неделю – либо пересадить орган от близких родственников. Сходная генетика увеличивает шансы на совместимость и снижает отторжение.

Ренат ГАБДУРАХИМОВ: "Такая операция во многих случаях желательна" / Фото Игоря НИДЕРЕРА

— При близкородственном донорстве, – считает заведующий частным медицинским центром Ренат ГАБДУРАХИМОВ, – выше вероятность, что будет меньше осложнений и реакций типа «хозяин против трансплантата», но и тогда больной будет всю жизнь – каждый день – нуждаться в лечении, принимать таблетки. Но, конечно, это проще, чем гемодиализ, такая операция во многих случаях желательна.

Есть ещё одно решение: воспользоваться так называемым посмертным донорством. И пусть у самого термина не особо оптимистичное звучание, посмертное донорство во многих случаях реальный выход для больных, которым жизненно необходима пересадка. С 2020 по 2024 годы в стране произведено 925 трансплантаций, из них от посмертного донорства – лишь 75. Это притом, что в развитых странах до 95% пересадок органов проводится именно post mortem. В листе ожидания в Казахстане 4 103 больных...

— Родственников, которые могли бы стать донорами, у меня нет, – говорит Андрей, – так что ещё в столичном центре медики дали мне понять: «в плане посмертной пересадки на Казахстан не надейтесь, предпринимайте что-нибудь сами. У нас четыре тысячи очередников в листе, а мы делаем в год примерно три посмертных пересадки. Посчитайте и представьте, что ваша очередь подойдёт через тысячу триста лет». Я встал на очередь в российском Екатеринбурге.

Операция в перспективе стоила 1 280 000 рублей. Качарский комбинат изыскал средства и был готов перечислить деньги в клинику, как только пересадка почки будет произведена. С лета 2015-го по весну 2022-го Андрей стоял в очереди на трансплантацию. Каждые четыре месяца приезжал на платный приём. И так семь лет, пока не наступил 2022-й... После начала войны в Украине Ольге, супруге Андрея, позвонили из Екатеринбурга.

— Заведующая клиникой сказала: теперь по указу президента России мы не делаем операции по пересадке почки зарубежным гражданам даже платно, – говорит Ольга ВОРОБЕЙ, – И нас сняли с очереди. Она добавила – если правила изменятся, вы можете у нас возобновиться. Предложила принять российское гражданство, но тут есть загвоздка: пока мы будем оформлять документы, гемодиализ для нас станет платным что в Казахстане, что в России.

Супруги обратились за помощью в белорусские клиники. Их тут же согласились поставить в лист ожидания в Минском научно-практическом центре хирургии, трансплантологии и гематологии.

— А в Белоруссии всё поставлено на поток, они молодцы, – говорит Ольга. – У них закон очень хорошо работает.

Впору задать центральный вопрос: что мешает развивать посмертное донорство в Казахстане? Притом, что, по мнению регионального координатора по трансплантологии по Костанайской области Марата ЖАНАКАЕВА, с аппаратурой для трансплантации органов в Казахстане дела обстоят неплохо: в стране семь центров трансплантологии.

— Население мало информировано в этом плане, – говорит Марат Жанабаевич. – Нужна поддержка средств массовой информации, акиматов, депутатов наших. У нас есть нормативно-правовые документы, которые регулируют донорство органов, в том числе посмертное. Соотношение случаев прижизненного и посмертного донорства в Казахстане не в пользу последнего, там процент очень маленький. Есть приказ министерства здравоохранения, согласно которому каждый может изъявить свою волю относительно того, может ли он стать посмертным донором, достаточно лишь воспользоваться одним из сервисов egov.

— В обыденном представлении людей, – замечает Ренат Габдурахимов, – смерть наступает, когда человека, считай, хоронят. Мы, медики, считаем смертью смерть мозга, когда личность уже отсутствует. При этом он ещё дышит, и все органы работают. Родственники умершего говорят: ну как же можно у него брать органы? Смотрите, он ведь ещё совсем живой!

Мы провели небольшой опрос: интересно же знать, что на самом деле думают по поводу посмертного донорства наши сограждане, согласны ли помочь тем, кто жив, после грядущей смерти своего тела?

Константин, Костанай:

— Скорее всего нет, и напишу отказ через egov. А почему – не думал ещё. Пока просто не хочу. Наш народ не готов к этому.

Евгений, Петропавловск:

— Нет, не хотел бы. Я надеюсь на криогенное бессмертие.

Айдар, Костанай:

— Как идея это вызывает двоякие ощущения. С одной стороны это могло бы спасти кому-то жизнь, а с другой – никто не знает, как это повернётся, и в каких целях будет использоваться.

Вероника, Астана:

— В целом я согласна, однако смущает факт, что это не самое приятное явление для близких людей, которые будут жить. Очень двойственные ощущения.

Лариса, Костанай:

— Думаю, что не против. Мне-то уже будет всё равно. Если органы будут нормальными для пересадки, то хоть послужат ещё кому-нибудь, а так они просто сгниют. А душа, если она всё же где-нибудь продолжит существование, бестелесна.

Ещё четыре года назад в Казахстане действовала «презумпция согласия»: каждый казахстанец был как бы по умолчанию за то, чтобы стать донором. Если человек при жизни не писал отказ, его органы брали на трансплантацию по решению медиков. В 2020 году, когда Минздрав принял закон «Об утверждении Правил дачи прижизненного волеизъявления человека на посмертное донорство органов и (или) тканей и уведомления супруга (супруги) или одного из близких родственников об этом», отечественная трансплантология начала стремительно пикировать вниз.

— Менталитет в Казахстане не на нашей стороне: многие отказываются, многие против, – добавляет Андрей. – Трансплантологи объяснили мне так: нам мешают блогеры, которые при случае налетают и разводят шумиху. Только мы поднимаем тему о посмертной трансплантации, как они штампуют кучу постов – мол, людей будут убивать, похищать, потрошить на органы... Но они никак не поймут, что просто так поймать человека и «разобрать на запчасти» не получится, это так не работает. Чтобы изъять и пересадить орган, нужны минимум две больших операционных с немалым штатом, нужны трансплантологи, которых мало, и они всем и друг другу известны. За этим последует длительная реабилитация реципиента под пожизненным присмотром. В реальности такая активность не может быть скрытой, подпольной. Люди не хотят этого понимать, и рисуют себе ужасные фантастические картинки.

Андрей старается поддерживать себя в форме, что даётся ему с огромным трудом. Представьте, что из семи дней недели три как бы выпадают — сначала долгая дорога, потом четырёхчасовая процедура, а потом, как говорит Андрей, «остаток дня ты просто отходишь».

Вот бы, добавляет наш знакомый, в Казахстане ввели квоту на трансплантологические операции за рубежом: на каждого диализного пациента государство тратит в год более 5 млн тенге. Андрей на гемодиализе уже почти десять лет, итого 50 миллионов. Не дешевле ли было заплатить 34 миллиона за пересадку почки?

— Много чего мы перенесли за эти годы, – признаётся Ольга, – стараемся об этом не задумываться. Когда Андрей вышел на пенсию по инвалидности, мы вообще очень плохо жили. Если б не мои родители, мы бы не выкарабкались. Но есть цель, мы идём к ней и не привыкли жаловаться. Нам придаёт сил, во-первых, вера во Всевышнего, а второе – мы друг другу придаём силы. Мы знаем, что мы друг для друга важны и любимы, поэтому спасаем: я его, а он – меня. Так и живём.

Для справки: по информации республиканского Центра по координации трансплантации и высокотехнологичных медицинских услуг МЗ РК, в 2022 году 220 казахстанцев скончались, так и не дождавшись «нового» органа. В 2023 году погибло уже 338 нуждающихся в пересадке. При этом число посмертных доноров в Казахстане продолжает сокращаться год от года.

Священники о трансплантации

Мы попросили высказать мнение о разрешении/запрете пересадки органов религиозных деятелей с точки зрения их вероучения. Вот что ответили нашему корреспонденту представители ислама, православия и лютеранства.

Дархан СЫЗДЫКОВ / Фото из личного архива

Дархан СЫЗДЫКОВ, имам мечети Маңдай батыр (Тобыл):

— Касательно разрешения или запрета трансплантации – по шариату это не запрещено, хотя и должно соответствовать определённым условиям вне зависимости от того, берётся орган от живого либо от умершего человека. Во-первых, живой донор не должен отдавать жизненно важный орган, это должен быть парный орган. То есть чтобы забор органа не повлиял пагубно на самого донора. Второе условие — трансплантация не должна быть коммерческой. Купля-продажа человеческих органов в исламе запрещена. Третье условие – должно быть обязательно представлено заключение минимум трёх врачей, что трансплантация действительно поможет реципиенту, четвёртое – клиника должна находиться под надзором государственных органов. Касательно умершего донора – он должен дать прижизненное согласие на трансплантацию, либо, если он не успел этого сделать, согласие должны подтвердить его ближайшие родственники.

Дмитрий БАЙДЕК / Фото из личного архива

Дмитрий БАЙДЕК, протоиерей РПЦ (Астана):

— Посмертное донорство органов и тканей может стать проявлением любви, простирающейся и по ту сторону смерти. Я поддерживаю. Если ты сможешь кому-то помочь после кончины, это во многом станет благом, и быть может, Господь тебе ради этого и дарует Царство Божие, несмотря на твои многие грехи. Но вопрос в этической плоскости: это вопрос доверия врачам, которые констатируют смерть – нет ли у них какого-то корыстного мотива? У нас очень слабая информированность в этих вопросах. Я участвовал в столичных конференциях по этому вопросу, и могу привести правило протокола: врач, который констатирует смерть и врач, который будет изымать органы для пересадки, никак не должны быть связаны между собой. В то же время масс-медиа показывают нам страшилки – так называемая чёрная трансплантология. Но это всё не так работает, очень слабая информационная кампания у нас по этому вопросу. Люди этого не знают, и рождаются разные религиозные предрассудки. А на самом деле для религии первичен вопрос души, а не вопрос тела.

Ростислав НОВГОРОДОВ / Фото Игоря НИДЕРЕРА

Ростислав НОВГОРОДОВ, епископ Евангелическо-Лютеранской Церкви в Республике Казахстан:

— Пересадка органов не является грехом с точки зрения нашей церкви. В Евангелии говорится о любви к ближнему, и пересадка органов – это шанс на продолжение жизни для многих людей. Но вопрос не просто о дозволенности пересадки органов, а о том как это будет происходить. Эта тема рождает сопутствующие вопросы: каким параметром определяется физическая смерть человека? Где гарантии, что люди, имеющие отношение к сфере трансплантации органов, не будут заниматься незаконной деятельностью? Да и пресловутый страх, что тебе намеренно навредят и разберут на органы... Эти страхи есть в нашем обществе, и это вопрос взаимного доверия общества и государственных органов. Но если брать совсем просто, то ответ на вопрос о дозволенности трансплантации зависит от того, кто ты: человек с отказавшими почками или родственник человека, у которого их хотят изъять? И здесь личный выбор каждого. Но сама по себе трансплантация органов, тем более с целью спасти другого человека, не является грехом, а скорее, наоборот, добродетелью, а в некоторых случаях – самопожертвованием.