В сухом остатке: почему правозащитник Сергей Уткин считает, что после приговора нужна ревизия «дела Бишимбаева»

Ulysmedia.kz

15 мая 2024, 15:17 |  Криминал

Событие, в ожидании которого больше месяца жило подавляющее большинство казахстанцев, состоялось. 13 мая судья Айжан Кульбаева озвучила приговор Куандыку Бишимбаеву и Бахытжану Байжанову, вынесенный на основе вердикта присяжных заседателей. Но, несмотря на то, что стороны потерпевших и обвинения публично заявили о том, что приговором удовлетворены, казахстанцы не торопятся «пролистнуть страницу» и жить дальше. Казнет по-прежнему лихорадит – одни высказывают недовольство тем, что Бишимбаева не «закатали» пожизненно, другие делают прогнозы, когда экс-министр сможет выйти по УДО, третьи ждут апелляции.

И такой плюрализм мнений, по мнению правозащитника Сергея Уткина, - это очень хорошо. Чем аргументирует свою позицию юрист фонда «Әділ сөз», - выясняла корреспондент Ulysmedia.kz.

Коллаж Ulysmedia

Эмоции – в сторону

- Думаю, что, когда подавляющая часть общества получила моральное удовлетворение от оглашенных сроков осужденным, а власть заработала свои плюсики за организацию «справедливого» судебного разбирательства, настало время для спокойных и логических рассуждений, - объясняет Сергей Уткин. - В приговоре, который выйдет в ближайшие дни в письменной форме, таких рассуждений и обоснований не будет. В этом он отличается от приговора, выносимого профессиональными судьями. Поэтому остается только приглашать присяжных заседателей на различные интервью, чтобы понять ход их внутренних рассуждений.

- Вы считаете, что теперь, после процесса, присяжные, которых все это время скрывали от широкой публики, согласятся «выйти из тени»?

- Я надеюсь, что судебная система после приговора не будет продолжать скрывать от нас фамилии присяжных заседателей, и сами они также не уйдут в подполье и затворничество.

А это не противоречит законодательству?

- Ни в коем случае, больше того, это будет не только законно, но и логично. Можно хоть как-то понять профессиональных судей, избегающих комментариев собственных решений, ведь все их доводы (какими бы они ни были) должны быть указаны в мотивировочной части письменного судебного акта. А если присяжные ничего такого писать не должны, и еще откажутся комментировать устно, то может возникнуть подозрение в их ангажированности, либо в оказанном на них неправомерном давлении.

- Лично вы какой вопрос задали бы присяжным заседателям?

- Интересно было бы узнать у присяжных, да и у самой судьи Кульбаевой, почему они проголосовали за наличие прямого умысла у Бишимбаева в убийстве Нукеновой с особой жестокостью. Когда, по их мнению, Бишимбаев сознательно решил убить Нукенову – неужели еще при выходе с концерта, когда сказал, что пальто ей больше не понадобится? Ведь именно такое предположение высказывала адвокат Уразбахова. Хотя к прениям адвокаты потерпевшей стороны указывали уже не на прямой, а лишь на косвенный умысел, то есть, были согласны с тем, что Бишимбаев не хотел убивать Нукенову, а, нанося ей удары, якобы лишь осознавал, что они могут привести к смерти.

А был ли умысел?

- Вы считаете, что прямой умысел на убийство в суде не был доказан?

- Насколько я понял из поставленного перед присяжными вопроса, Бишимбаев убил Нукенову ударами по голове. На видеозаписи, которую показали всем, были видны удары руками, но мне не верится, что в тот момент Бишимбаев сознательно убивал, то есть, хотел добиться именно смерти жертвы, а не унижения, подчинения, признания в содеянном, раскаяния и т.п. Были еще видеозаписи из телефона Бишимбаева, но нам их не показали. Может там видны какие-то другие целенаправленные удары по голове, которые свидетельствуют о его желании добиться именно смерти Салтанат?

- Как вы считаете, в апелляции вопрос о прямом умысле на убийство может быть поднят?

- Я считаю, что это ключевой вопрос: умышленно или по неосторожности Бишимбаев убил Нукенову, необходимо теперь тщательно и скрупулезно разобрать журналистам со всеми присяжными, судьей Кульбаевой, а также независимыми экспертами, чтобы у рационально, а не эмоционально мыслящей части общества тоже появилась какая-то ясность.

И это нужно не для простого удовлетворения любопытства. Ведь в жизни случается множество подобных конфликтов с рукоприкладством, и отдельные, к сожалению, могут закончиться смертью. Означает ли прецедент с Бишимбаевым, что все подобные случаи правильно квалифицировать как убийство с особой жестокостью, приравнивая их к убийствам, совершаемых маньяками и отпетыми садистами? Или всё же нам придется признать, что присяжные вынесли приговор Бишимбаеву под воздействием эмоций и общественного давления (а может и не только общественного), и в будущем необходимо более полагаться на здравый смысл и рассудок?

- В таком случае интервьюировать придется каждого из десяти присяжных заседателей?

- Кстати, да! Важно услышать мнение именно каждого присяжного заседателя, поскольку в казахстанской практике были подозрения на фальсификацию результатов голосования. Это когда присяжные заседатели уже после состоявшегося приговора добровольно оглашали своё волеизъявление, и получалось, что проголосовавших «против» было больше, чем посчитал председательствующий судья.

«Дьявол кроется в мелочах»?

- Вы полагаете, в данном случае могло иметь место подобное явление?

- Не такое же, но давление могло иметь место. К примеру, на мой взгляд, вопрос для присяжных заседателей о материальной зависимости Нукеновой от Бишимбаева был сформулирован ошибочно. Важно отметить, что за истязание без материальной зависимости ему бы дали максимум 2 года, а с материальной зависимостью – 7 лет лишения свободы. Судья Кульбаева посчитала, что материальная зависимость – это когда во время совместной жизни Нукенова перестала самостоятельно зарабатывать. Я же полагаю, что зависимость – это возможное отсутствие материального достатка без Бишимбаева.

Поэтому для выяснения указанного обстоятельства следовало спросить: имела ли Нукенова реальную возможность уйти от Бишимбаева, и могла ли она после этого иметь нормальный материальный достаток? Думаю, что ответ очевиден: могла спокойно уйти, что и делала многократно, и достаток могла себе обеспечить как самостоятельно, посредством астрологических консультаций, на которые был значительный спрос, так и с помощью своих состоятельных родственников. Следовательно, никакой реальной материальной зависимости от Бишимбаева у Салтанат не было.

- Вы считаете, что в данном случае именно формулировка вопросов могла повлиять на вердикт присяжных?

- Да. Также полагаю ошибочным вопрос для присяжных заседателей, поставленный в отношении Байжанова. Факт участия Байжанова в удалении видеозаписей и прочих обстоятельствах сокрытия произошедшего очевиден и никем не оспаривается. Но уголовная ответственность за подобные действия предусмотрена только в том случае, если виновный при их совершении однозначно осознавал, что скрывает тяжкое преступление, в нашем случае – убийство.

Поэтому ключевой спорный вопрос, который следовало поставить перед присяжными, должен звучать примерно так: «Доказано ли, что Байжанов в момент совершения им таких-то действий достоверно знал о том, что Нукенова мертва в результате убийства Бишимбаевым?» И если бы ответ был отрицательным, никакой уголовной ответственности Байжанов бы не понес, потому что она не предусмотрена за укрывательство следов, например, после побоев или истязаний (преступлений, не относящихся к категории тяжких). А продемонстрированная в суде запись разговора с диспетчером скорой помощи, на мой взгляд, свидетельствует о том, что ни Байжанов, ни Бишимбаев в тот момент еще не были уверены в смерти Нукеновой.

- Вы считаете приговор суда несправедливым?

- Да. Пока на основании тех заседаний и комментариев, которые я видел и читал, считаю приговор в целом несправедливым и незаконным. Возможно, присяжные заседатели, судья Кульбаева, адвокаты и другие эксперты смогут меня в будущем переубедить, но для этого необходимо услышать их разумные аргументы с указанием конкретных обстоятельств и подтверждающих доказательств.