Число казахстанцев, имеющих больше трёх непогашенных кредитов, растёт. На фоне падающих доходов люди идут в банк, ломбард или за микрокредитом под высочайший процент, и всё туже затягивается петля у тех, кто пытается обслуживать три-четыре кредита. Пока никто не может точно предсказать, чем закредитованность обернётся для экономики и что ждёт тех, кто оказался в долговых ямах.

Фото с сайта Depositphotos.com

Своим мнением относительно истинного масштаба проблемы в интервью Informburo.kz поделилась социолог исследовательского центра PaperLab Камила Ковязина.

– Больше всего кредитов у представителей самых бедных слоёв населения. О чём думают эти люди, когда идут за новым кредитом? Почему люди так хотят заиметь то, что им не по карману?

– Да, чаще всего кредиты берут люди с низкими доходами. В этом и ответ. У людей с высокими доходами нет необходимости брать потребительские кредиты даже на какие-то крупные покупки. У них есть возможность делать накопления, инвестировать, и таких людей, по данным Нацбанка, в стране лишь 10-15%. Остальные накоплений не имеют.

Таким образом, большинство людей живут от зарплаты до зарплаты, все траты расписаны. И если случается какой-то форс-мажор: сломался холодильник, заболел ребенок, похороны, то иного выхода, кроме как взять кредит, нет.

Тут ещё играет роль то, что родственные связи становятся всё более слабыми, и если раньше можно было рассчитывать на финансовую или натуральную (в продуктах) поддержку от большой семьи, то сейчас такое случается всё реже. Чаще всего людям приходится рассчитывать только на себя.

Камила Ковязина / Фото из личного архива

– Набрать новых кредитов, при том что не могут расплатиться с теми, что уже имеют, это значит рассчитывать на себя?

– Помимо форс-мажоров играет роль и то, что люди с низкими доходами, как правило, заняты неформально или работают за сдельную ежедневную зарплату. В таком случае даже отсутствие работы в течение недели уже лишает их средств к существованию, возможности купить даже хлеб или, к примеру, уголь. Поэтому я склонна считать, что руководствуются такие люди не какой-то моралью или убеждениями, а необходимостью.

– Людей с кучей кредитов в обществе называют "халявщиками", думающими только о сиюминутной выгоде.

– Конечно, есть и те, кто берут кредит не на какие-то реальные потребности, а на новые телефоны, хотя по сути не могут их себе позволить. На мой взгляд, это связано с тем, что у нас ещё не развита финансовая культура. В 90-х годах после Советского Союза мы столкнулись с невиданным изобилием товаров и продуктов, а в 2000-х мы поняли, что можем получить многое из этого сразу, даже если не имеем достаточно денег для этого.

Люди просто ещё не умеют планировать, считать наперёд и всё ещё не напотреблялись этого изобилия.

В европейских странах уже начали отходить от такого необдуманного потребления, стали выбирать некрасивые, но экономичные и экологичные машины, стали выбирать марки одежды, которую можно носить как можно дольше. Мы к такому ещё не готовы.

– Когда говорят про чрезмерную закредитованность населения, вину сваливают на низкий уровень финансовой грамотности заёмщиков, но банкиры управлять деньгами умеют, почему же допускают такую ситуацию? Кто в большей мере должен быть в ответе за последствия принятых финансовых решений?

– Хороший вопрос. Банкиры деньги считать умеют и считают. У нас банки снижают риски плохих кредитов двумя способами: одни банки на этапе скоринга отсекают потенциальных неплательщиков, в таких банках получить кредит крайне тяжело; а другие банки – дают кредиты почти всем, даже если у них уже много займов, но риски неоплаты закладывают в проценты. Поэтому в некоторых банках ставка потребкредитов составляет до 50% годовых, когда в тех, где кредиты получить сложнее  – она составляет 22-25%. Получается, нагрузку за неплательщиков несут на себе те, кто берёт в этих банках и всё-таки платит.

Кто на самом деле должен нести ответственность? Сложно сказать. Система работает так, что кредитные менеджеры заинтересованы в оформлении как можно большего количества кредитов, потому что им за это идут бонусы к зарплате, а риски несут не они и, конечно, не банки. Никакого наказания за большую долю плохих кредитов им не будет.

– По мнению экономистов, есть риск, что на рынке потребительского кредитования надуется пузырь, который рано или поздно лопнет. На взгляд социолога, к чему это может привести?

– Если это произойдёт, то, скорее всего, будут закручиваться гайки в отношении банков. Уже сейчас их обязали проверять на наличие незакрытых кредитов (не знаю, насколько они выполняют это правило). А если пузырь лопнет (я не знаю, насколько корректно использование слова "пузырь"), то всем банкам придётся ужесточить условия выдачи кредитов.

Проблема в том, что у нас активно развиваются микрокредитные организации, которые работают в серой зоне и даже, возможно, в связке с организованной преступностью.

Они могут выдать деньги без проверки доходов и наличия кредитов, но у них очень высокая ставка и они, как правило, в курсе места проживания людей. Учитывая, что довольно много людей берут кредиты от безысходности, они, возможно, будут обращаться к таким организациям.

– Принятие закона о банкротстве физических лиц затягивается, хотя о суперважности этого документа говорят почти десять лет. Почему? Политики не понимают социальную проблему закредитованности?

– Во-первых, думаю, действительно не понимают. Для депутатов это слова, которые они при всем желании не могут прочувствовать в полной мере. Это не осуждение, а констатация факта.

Во-вторых, возможно, у нас нет понимания, что должен в себя включать закон о банкротстве. Ведь это не просто списание долгов, это должны быть целые стратегии выведения человека из статуса банкрота.