К этим строкам меня подтолкнули телеразговоры вокруг референдума и, в первую очередь, выступления Екатерины Медведевой, которую я еще помню как большую умницу и интересную молодую поэтессу.

Не собираюсь в очередной раз заниматься излиянием слов по поводу Конституции в как таковой. Для меня говорить об этом в целом - все равно, что рассуждать о пользе еды вообще. Да и есть же специалисты. Думаю, в деликатных вопросах права и государства, так же, как и в шахматах, мнение одного гроссмейстера может стоить больше, чем суждения сотен любителей, особенно если под одной вывеской, как в супермаркете, объединено много разного. Но есть нечто, что меня цепляет постоянно.

Это нечто - суждения о цивилизационной благостности отмены смертной казни и сопутствующие им ссылки на мировой опыт, мировые социологические и прочие исследования. Суждения такого рода красиво упакованы в энергичные фразы.

Но что же настораживает? «Мировой опыт». Ох уж эта мировая цивилизованность? Где она? Мы уже вкусили болонских и прочих образовательных изысков, пожинаем урожай штампованных локдаунов и прочих около медицинских фокусов. В соседней же России на довольно высоком уровне раздаются критические голоса и о Болонской системе, и о ВОЗ. Ну, скажут, там повлияла политика! А разве внедрение идей о смене пола, «родителе номер один» и «номер два» - это не политика? Только вот вопрос - чья?

И самое главное - с какой стати, решая свои собственные проблемы, мы должны автоматически перенимать мировой опыт? Жизнь показала, что никакого абстрактного «мирового опыта» нет. Есть опыт, применимый к конкретным условиям. Даже самый совершенный автомобиль может быть непригоден для бездорожья.

То же самое и с вопросом о смертной казни. На него нет и не может быть одного глобального ответа. Конечно, было бы совершенно замечательно, если бы в мире исчезли убийства. Более того, я категорически против казней за экономические преступления и казней политических лидеров. Хотя кто ж послушает? Казни лидеров и, подчас чудовищные, как в Ливии, были и будут, независимо от того, что я думаю. Но есть же и преступления зверские, преступления умышленные и с отягощающими обстоятельствами. И в условиях мировой, либо региональной нестабильности совершившие эти преступления могут оказаться одним из резервуаров звериной жестокости, оживающей в уже военных столкновениях.

Причем совсем не обязательно, чтобы конкретные зверства вершились именно теми, кто как-то вырвался за колючую проволоку. Тут значимее сама атмосфера и то, что там, где допускается убийство, как таковое, любое юридическое ограничение смертной казни оказывается обманным и лицемерным.