Высказывание президента РК Касым-Жомарта ТОКАЕВА о Крыме в программе «Немцова. Интервью» на Deutsche Welle стало причиной международного скандала. Такой опытный дипломат, как Касым-Жомарт Кемелевич, наверняка должен был просчитать последствия своей фразы. Но он ответил именно так. Почему? Попробуем разобраться.

Вот что сказал Токаев:

- Во-первых, мы не называем то, что произошло в Крыму, аннексией. То, что произошло, то произошло. Аннексия - это слишком тяжелое слово применительно к Крыму.

Учитывая, что до сих пор руководство Казахстана комментировало события 2014 года крайне осторожно и даже расплывчато, такая конкретная формулировка сразу стала информационной бомбой, вызывав откровенную радость руководства Крыма, с одной стороны, и обещание МИД Украины представить демарш нашему МИДу, с другой. Поэтому советник президента РК Ерлан КАРИН счел необходимым заявить:

- В своем ответе президент Токаев не изменил официальной позиции нашей страны, не высказывался о статусе региона, поэтому бесполезно искать какие-то новые смыслы и другие значения в комментарии президента. Соответственно, нет повода для драматизации ситуации.

Как пояснил Карин, причина недоразумения - не в политике, а в лексике:

- То есть он (Токаев - авт.) не сказал, что он «не считает», или «не признает», или «отрицает», а именно – «не называет» эти события таковыми. Не надо быть профессиональным филологом, чтобы различать смысл слов «не называем» и «не считаем».

И тут с советником нельзя не согласиться. Если забыть об одном обстоятельстве - журналист Deutsche Welle Жанна НЕМЦОВА совсем не просила нашего президента дать оценку факту присоединения Крыма к России. Её вопрос был сформулирован так:

- Правительство Казахстана было напугано событиями в Украине, а именно аннексией Крыма и войной на востоке страны?

По сути автор программы, дочь убитого в центре Москвы оппозиционного политика, спрашивала не про Украину. Немцова хотела узнать, рассматривало ли руководство нашей страны такой сценарий: сначала в одном из регионов Казахстана появляются вежливые люди в камуфляже и захватывают стратегические объекты, а через месяц местные жители на референдуме заявляют, что хотят перейти в сопредельное государство вместе с территорией этого региона и всем, что на ней расположено. После чего этот айсберг сепаратизма откалывается от нашего большого ледника - либо мирно, как в Крыму, либо под канонаду, как в Донбасе.

И что же мог ответить на это наш президент, кроме филологических изысков? Отрицать, что такие мысли нет-нет да посещали головы наших первых лиц, было бы, наверно, наивно. А признать, что такой вариант рассматривался, - значит, заподозрить своих граждан в сепаратных настроениях, а руководство сопредельной страны в планах по их использованию (и граждан, и настроений) для своей выгоды. И Токаев сформулировал так:

- Во-вторых никакого страха, как вы говорите, не было, поскольку у нас, как я уже сказал, абсолютно доверительные, добрососедские отношения с Российской Федерацией. Изначально мы верили в мудрость, порядочность российского руководства.

Вот в чем коренное отличие нашей ситуации от украинской, поскольку там в мудрость и порядочность лидеров братской страны явно не верили. За что и поплатились. Ну а если эта вера подведёт наших руководителей, им можно будет утешиться советом Александра Сергеевича Пушкина: «Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет. Сердце в будущем живет; Настоящее уныло: Все мгновенно, все пройдет; Что пройдет, то будет мило».

Ну или, говоря словами нашего президента, «то, что произошло, то произошло».