Мои заметки – отклик на статью Евгения Шибаршина «Уйти от религиозных спекуляций». Евгений Васильевич, наверное, один из немногих журналистов РК, которые имеют профессиональную философскую подготовку. Поэтому его публикации при всей своей небесспорности, как правило, отличаются глубиной и подталкивают к собственным раздумьям.

Автор отмечает, что при наличии «вала эзотерической литературы», дающей упрощенные ответы на такие вопросы как «есть Бог или нет?», эффект от вузовского (да и не только) религиозного просвещения может сводиться к нулю.

То, что эффект от просвещения может сводиться к нулю, неоспоримо. Но выскажу странную мысль - вопрос о том, верите ли вы лично в Бога, равно, как и вопрос о том, есть ли Бог, по моему нынешнему убеждению, сам по себе не имеет ответа. Точно так же, как вопросы, есть ли красота и верите ли вы в добро. Ведь, чтобы говорить обо всем этом, надо сначала разобраться, какой смысл в те или иные слова вкладывает спрашивающий. Для меня очевидно, что слово Бог у тех или иных конкретных ученых, Бог Спинозы, Вольтера или Бог у не очень грамотных, а то и грамотных людей, но гуманитариев, а не естественников, заполнено совершенно разным содержанием. А уж у фанатиков или боевиков – тем более.

Поэтому на практике центральный вопрос всех религий и относительно светских идеологий - не есть ли Бог вообще, Бог, как некая надприродная субстанция, как бы она не называлась: Бог или Космический разум, а вопрос о том, как жить, согласуясь с представлениями о Высшей воле, Боге, Космическом разуме? И второй вопрос: а могут ли быть какие-то мостики, соединяющие атеистов и верующих, которые уже сами по себе фантастически разнообразны?

Серьезнейшая и сугубо практическая проблема в том, что единого ответа на первый вопрос нет даже в рамках отдельных, но мощных религиозных движений. Поэтому задача преподавателя очень ограничена и при этом достаточно конкретна: рассматривая религию, как социальное явление, феномен человеческой культуры, акцентировать внимание на полярности различных религиозных представлений, на том, что нет никакой религии вообще, а есть масса конкретных явлений, требующих конкретного анализа и лишь затем уже поисков того, что вело бы к обобщению. И уже исходя из этого искать то гуманистическое, что могло бы быть востребованным именно сегодня, включая и современный Казахстан. Иными словами, было бы неверно говорить, что экстремисты и кто-то из террористов неверующие. Таковые могут быть и верующими. Но сами их верования, представления о должном в своей основе порочны. И тут нужна смычка преподавателей светских учебных заведений со служителями официально зарегистрированных религиозных направлений, с богословами, которые бы достаточно последовательно и с учетом своего авторитета могли бы доказывать порочность экстремизма и фанатизма в целом.

Такие мостики, которые сближали бы, объединяли атеистов и верующих ,есть. Это общее дело, общие задачи, и определенные правила поведения. И объединяют тут не рассуждения о квантовой механике, безднах Вселенной, а очень простые соображения. Суть их очевидна. Скажем, для одних «не убий», «не укради» и иное – правила данные свыше, а для других – те правила человеческого поведения, которые люди выработали, чтобы совместная жизнь была и удобнее, и надежней. И тут на первом плане оказывается не способ обоснования данного поведения, а то, как в реальной жизни люди таким правилам следуют.

Увы, в подлинной истории линии разлома заключались не в том, как красиво и доходчиво кто-то говорит о вреде коррупции, разврата и т. п., а о том, как говорящий следует тому, о чем он говорит. Лютер в начале 16 века восстал против папства не потому, что у Ватикана недоставало изощренно образованных богословов, а потому, что, с его точки зрения, причем человека искренне верующего, католическая церковь не следовала тому, о чем говорила. Дальнейшие шаги Реформации и протестантизма оказались уже следствием этого эмоционально-нравственного неприятия той атмосферы, в которой стал задыхаться Лютер, да и не он один.

Но еще страшнее, когда из океана религиозных идей вылавливаются те, кто уже сегодня, в глобализующемся мире, где многое столь переплетено, призывают к религиозной нетерпимости, к навязыванию какой-то одной модели поведения, причем такой, которая может быть насыщена архаикой, либо элементами какой-то одной ограниченной культуры, выдаваемыми за эталоны религиозности. Вот тут-то вопросы борьбы с такой нетерпимостью оказываются жизненно важными и объединяющими и верующих, и атеистов, и просто людей светских.