Террористическая атака в Актобе, вдруг обнаруженная попытка государственного переворота, острые дикуссии и митинги по земельному вопросу  и другие не менее важные события создали ту непростую ситуацию, в которой сейчас оказался Казахстан.

Если называть вещи своими именами, страна переживает острый политический кризис. Как мы в эту ситуацию попали и есть ли выход из нее? Эти и другие вопросы Ratel.kz обсуждает с известным политологом Айдосом САРЫМОМ.

Насколько плох больной

- Можно ли назвать произошедшие в последние пару месяцев события серьезным  политическим кризисом?

- Безусловно, да. Проблема в том, что наша политическая система заточена таким образом, что любая нестандартная ситуация, любые вызовы, брошенные системе, способны вызвать политический кризис. Она не имеет внутренних ресурсов, политических механизмов саморегулирования, саморазрешения, разруливания, она архаична. В современной политической системе есть множество средств и механизмов канализации протестных настроений - для цивилизованного обсуждения практически любых вопросов.

Последовательное закатывание в асфальт всех институтов гражданского общества сыграло со всеми нами и прежде всего с властью очень злую шутку. Если перейти на медицинские образы: больной плох настолько, что может дать дуба от любой незначительной болезни. И главный вопрос сегодня по сути один: способна ли система к самореформированию?

- То есть вы думаете, что никакой революционной ситуации не было? Ведь некоторые отечественные и российские эксперты заговорили ни много ни мало о центральноазиатской и даже «казахской весне»...

- Вы имеете в виду заявления российского эксперта САТАНОВСКОГО?

- В том числе. Но не только.

- Не смешите мою виолончель! Я вас умоляю, какая еще «весна»? Если говорить о событиях, связанных с Земельным кодексом, то при нормальном стратегическом планировании и видении, ситуация разруливалась на раз-два. Все мы в этом смысле - заложники ранее принятых решений и выборов. Желание вполне конкретных чиновников устроить себе чрезвычайно комфортные условия и курить бамбук создали такую черную дыру, которая затягивет в себя не только энергию созидания, но и остатки здравого смысла. Власти сами себя убедили черт знает в чем, сами себя запугали до голодных обмороков. А когда сильная власть начинает источать страх, становится смешной, это служит сигналом для всех ее оппонентов, которые так и будут норовить проверить ее на прочность.

Не раскрою большого секрета, если скажу, что некоторые наши сограждане уже было уверовали в то, что Акорда на коленях приползет и будет умолять принять тарелку с голубой каемочкой. Иногда интенсивное общение в интернете в отрыве от реальности делает с людьми непостижимые вещи, а количество заместителей Господа Бога начинает расти в геометрической прогрессии.

- Напрашиваются некоторые аналогии с событиями 2001 года. Вам не кажется?

- Более чем! Ведь тогда была примерно схожая ситуация, когда эйфория и адреналин у некоторых участников ДВК лишили их трезвого понимания и оценки происходящего. Надо признать, что последовавший за этим внутриэлитный раскол не преодолен до сих пор. А закручивание гаек и охранительские тенденции, которые прослеживаются до сегодняшнего дня, - это страх, порожденный событиями начала «нулевых» годов. Но что по-настоящему важно: в начале 2000-х власть потеряла для себя в самом широком смысле поколение перестройки, очень важное, системообразующее поколение, поколение демпфера, поколение дерзких созидателей, поколение переводчиков и ретрансляторов.

Сегодня же власть, по большому счету, может потерять еще большее и более значимое поколение – поколение Независимости. Это именно то поколение, которое будет давать историческую оценку деятельности правящего режима.

Ёлки-палки, народ-то существует!

- Айдос, история, конечно, это всегда интересно, но давайте вернемся в наши дни и попытаемся проанализировать происходящее. Что же, по вашему мнению, произошло?

- Произошло то, что в политологии называют «модернизационный сбой». Потенциал экономики, который обеспечивал развитие и экономический рост, себя фактически исчерпал. Новая модель экономики как минимум требует увеличения количества бенефициаров реформ, количества сопричастных и поддерживающих. Попросту говоря, если реформы до сих пор были уделом и бременем в основном элиты, активных кругов общества, то теперь они должны быть поддерживаемы и разделяемы всем обществом, всеми 17 миллионами граждан страны.

Между тем, элита, власти оказались не готовы к новой реальности. А она требовала не просто создания каких-то электронных и медийных девайсов, а действенных и работающих механизмов и институтов, появления реальной политики, а не имитиации политики.

Это особенно стало ясным тогда, когда власть затеяла институциональные реформы. Ведь что такое земельная реформа? Это самая радикальная либеральная реформа, которую власть затеяла за последние 10-15 лет. Нет ни одной страны, которая бы стала успешной, не решив земельный вопрос. Нет ни одного успешного перехода из аграрного общества в модерн и постиндустриальное общество, который был бы совершен без четких ответов на вопрос о собственности на землю. Но у нас начали эти реформы без чувства уверенности, по старинке, привычными методами, которые вовсе не предусматривали участие гражданского общества, широкие общественные дискуссии, поиск и достижение компромисса.

И когда завертелась вся карусель, пошли протесты и митинги, когда дело начало пахнуть жареным, власти вдруг очнулись и вспомнили: ёлки-палки, оказывается, ведь народ существует! Между тем, настоящие, крупные реформы зачастую и совершаются в обстановке неприятия, протеста, даже вопреки доминирующему общественному мнению. С другой стороны, наверное, надо радоваться тому, что власть в этот раз поняла серьезность земельных реформ. Ведь если мы сегодня не найдем общий ответ, не будет достигнут общенациональный консенсус, то спустя какое-то время их могут обнулить следующие поколения граждан.

- Простите, но сегодня говорят о том, что земельное законодательство не было основной причиной, а, скорее, послужило поводом?

- Совершенно верно. Земля – это только казус белли, спусковой крючок. Основные причины – политические, социально-экономические. Земля - это сакральный для казахов символ, не нуждающийся в переводе и дополнительной рефлексии знаковый образ.

Провести две девальвации кряду и не ждать роста социальной напряженности было бы глупо. Но именно это ведь и происходило. Большинство лидеров протеста были людьми, которых на выборах сняли даже не с парламентских выборов, а с маслихатовских. Помните памятный список из 300 с лишним человек? Вот это они в том числе. Понимаете, желание чиновников в Астане, акимов подстраховаться, обеспечить себе зону повышенного комфорта, абсолютно лишенную критики, неудобств в конечном итоге привело людей на площади. Что плохого было бы, если бы эти люди сидели не в каталажке, а в маслихатах, в общественных советах? Они бы реально улучшили качество принимаемых документов и решений, улучшили бы связи власти с обществом, стали бы связующими звеньями. Да, это, может быть, испортило бы настроение отдельным чиновникам, но это лучше, чем революции, которыми так запугала себя власть!

Пойдем дальше. Когда уже пошли митинги и протесты, когда они стали получать характер эпидемии, всё пришлось разруливать в ручном режиме, минуя все институты и структуры. Это вовсе не решение проблемы, это её купирование. Оно позволяет отсрочить какие-то вопросы, но не разрешает их, не запускает внутренних механизмов деэскалации напряженности и протестности.

В космос на телегах не летают

- Вы говорите об отсутствии механизмов и институтов, а те, что есть, не работают.

- Ну вот наш парламент, например. Это не парламент, а песня! Правда, очень грустная, немного абсурдная песня. То, что мы превратили его в принтер, в законодательный придаток администрации президента, дискредитирует высшую законодательную власть не только как институт, но и как идею. Причем не только в глазах общества, но и в глазах самих депутатов. Это снижает их ответственность, самооценку, самоуважение. Согласитесь, чего только до сих пор не обсуждали в стенах парламента? И казино, и токалок, и какие-то третье-четвертостепенные вопросы. С пылом, жаром, в красках и лицах.

А вот случились протесты, митинги. Где были наши депутаты? Это ведь они принимали закон, главная ведь ответственность на них! Да, правительство разработало закон, но принимали ведь депутаты! Где жаркие дискуссии и прения в парламенте? Где вызовы министров на ковер? Где прямые трансляции этих дискуссий? Если бы общество видело, что их заботы и волнения обсуждаются в парламенте, что их слова, их крик души звучит в стенах мажилиса, разве они пошли бы на площади? У казахов говорят: «Сөзімді біреу айтып жатса, аузым қышып бара ма?» («Если мои слова произносит кто-то другой, у меня что во рту что ли чесаться должно?».)

Пойдем дальше. Случилась трагедия в Актобе, террористические акты. Наши депутаты выжидали три дня, пока не начали говорить чиновники, пока не появилась какая-то внятная оценка. А что, у депутатов самих мозгов нет? Где актюбинские депутаты, которые могли взять телефон и позвонить своим родным?! Неужели для этого тоже уже нужно разрешение? Почему сами депутаты первыми не попросили президента объявить национальный траур?

- Кстати, и политические партии тоже стали петь хором на третий день, кажется...

- Да, точно. Они, кстати, тоже могли бы стать одним из каналов и ресурсов разрешения кризисной ситуации. Надо хотя бы теперь признать, что действующая партийно-политическая система, выстроенная, кстати, в конце 90-х, уже не отвечает требованиям и задачам нашего времени. Она себя изжила, сама себя дискредитировала. В космос на телегах не летают! Телеги вообще летать не умеют и не приспособлены. Вот, казалось бы, в партийном пространстве 10 с лишним лет велась зачистка и стерилизация. В итоге мы пришли почти к тому, от чего бежали все 25 лет. К монопартийности или, вернее, полуторапартийности.

Куда попрятались нуротановцы?

- Созданный в результате этих нехитрых операций Франкенштейн в лице правящей партии также оказался абсолютно неготовым принять на себя роль именно правящей партии! Несмотря на наличие своих филиалов во всех областях, районах, предприятиях, аулах, партия «Нур Отан» не смогла стать демпфером и посредником. Партия попросту попряталась в своих кабинетах, ожидая властной отмашки сверху.

- А что она могла, собственно, сделать?

- Понимаете, если машина с таким трудом создается, но даже не едет и не заводится, это не машина, а куча железного лома. Вот, допустим, начались дискуссии по земле. Партия первой должна была бы инициировать вопросы, вобрать в себя все протестные группы. Собрались на площади противники реформы, скажем, 100 человек. Туда должны были прийти не омоновцы, а нуротановцы, человек так 1000, и начать дискуссию. Пользуясь численным большинством, нуротановцы смогли бы развернуть дискуссию в нужное для  себя русло. А когда кто-то видит, что их мало, он начинает сомневаться и думать: «А может, я не так уж и прав?!» Зачем создавать такую партию-махину, вовлекать туда без малого миллион человек, фактически каждого десятого взрослого, если потом невозможно самим организовать митинг или контрмитинг? У меня создается впечатление: даже выведи правящая партия тысячу человек, она не уверена в том, что ее сторонники не переметнутся на противоположную сторону. Тогда разве это партия? Это скорее синекура и профсоюз для чиновников.

Всё это говорит только об одном: нужна либерализация партийного законодательства, упрощение порядка регистрации политических партий. Причем всевозможных - разных, больших и малых. Где, скажем, либеральная партия, способная взять на себя функции продвижения самых неприятных либеральных реформ, которая бы формировала запрос на такие реформы? Разве «Нур Отан» способен взять на себя такие функции? Сомневаюсь.

Ничего, как прежде, уже не будет

Идем дальше.

Вот представим себе, что у нас есть пусть не полностью свободный, но достаточно раскрепощенный рынок СМИ, есть телеканалы, которые могут самостоятельно выбирать повестку дня, критиковать власть. Появление земельной тематики, ясное дело, не осталось бы незамеченным. Пошли бы дискуссии экспертов, специалистов, политиков, депутатов, были бы дебаты, прямые эфиры. Каналы бы между собой конкурировали за лучшее освещение проблематики, за лучших экспертов, за лучшее освещение и глубину раскрытия. Думате, после двухмесячных дискуссий у людей осталось бы желание идти на митинги? Да и сами чиновники, которые бы видели, что они проигрывают, тоже бы собрались и пошли на эфир отстаивать свою собственную правоту. Появилось бы поле для диалога, для обкатки идей. Сейчас ведь идут прямые трансляции с госкомиссии по земле, допущены сотни журналистов. Вот, скажите, сподвигли эти трансляции кого-то на митинги или протесты? То есть все это было можно делать не только в «час икс», но и в любое другое время!

Современная экономическая модель капитализма не просто нуждается, она требует представительной демократии, конкуренции идей, смыслов, острых дискуссий. Иначе она просто не выживает. Вот любопытно: все наши министры, акимы, чиновники, по отдельности неглупые люди, все они вроде знают, кто такой Илон МАСК, все наперебой говорят о завершении нефтяной эры, но до сих пор думают, что всё будет, как прежде. Но ничего, как прежде, уже не будет! Многие из них очень хорошо понимают собственный интерес, очень быстро смекают, когда дело касается их личного выживания, правильного коммуницирования, но когда дело доходит до проявления личной инициативы и ответственности - попросту уходят в тень, превращаются в фикус в углу кабинета. Разве так делаются реформы? Разве с такими настроениями принимаются за реформы?

У камикадзе больше воли к жизни, чем у нашего правительства

- Недавно на PR-форуме вы сказали: «Власть – это люди с потухшими глазами». Никто на это не обиделся?

- По крайней мере, никто не пытался доказать обратного, никто не стал демонстрировать оптимизм, излучать уверенность в завтрашнем дне. На правду ведь трудно обижаться.

Известный реформатор, один из авторов грузинского экономического чуда Каха БЕНДУКИДЗЕ говорил:«Для проведения реформ нужны всего три человека: человек, который провозглашает курс и берет на себя всю ответственность; человек, который проводит реформы, невзирая на всё; и человек, который с утра до вечера сидит в телевизоре и объясняет, что делает правительство».

У нас, кажется, есть первый человек, но с двумя другими проблема. Это либо тихий саботаж, либо курение бамбука. Власть говорит вроде бы серьезные вещи, говорит о попытке госпереворота, а все откровенно смеются и выливают тонны сарказма. Правительство уже давно не было коллективным органом, объединенным какой-то идеей, зараженной идеей реформ. Как со всем этим оно будет делать реформы далее, я даже не знаю. Это же просто больной, который идет на операцию умирать. У японских камикадзе, идущих на смерть, было бы больше энтузиазма и воли к жизни, чем у наших чиновников, которые проводят пять институциональных реформ. Какая-то реформа обреченных: ни драйва, ни воли, ни оптимизма.

Реальная оппозиция стала бы благом и для самой власти

- С этим понятно, но все же в чем главный ресурс власти в сложившейся ситуации?

-Воссоздание оппозиции. Как это ни парадоксально. Причем не игрушечной, не бутафорской оппозиции, а реальной, настоящей, которая будет ловить министров и акимов на слове, будет мешать им спать и дышать! Власть долгие годы закатывала оппозиционные партии в асфальт, маргинализировала, лишала эфиров, площадок. В итоге она сегодня столкнулось с непростым и неприятным выбором.

События последнего времени показали как минимум две альтернативы, и обе плохие. Одна – это религиозный радикализм и экстремизм, которые набирают обороты в стране повсюду. И поверьте, бородатые ребята, в отличие от организаторов протестов, проситься в состав маслихатов или просить разрешение на митинги не будут.

И вторая - случай ТУЛЕШОВА. Оказывается, есть и брутальная альтернатива вроде переворотов и путчей.

И первая, и вторая опасны. Не только для властей, но и всего государства, общества. Сейчас ведь очень важный и переломный момент в нашей истории. Если мы сейчас ошибемся в выборе вектора, в выборе траектории, то это может иметь очень длительные негативные последствия в будущем. Мы можем попасть в такую долгую черную полосу, из которой даже не нам, а нашим детям и внукам придется выбираться десятилетиями. Поэтому умная, предсумотрительная, ответственная власть должна не уничтожать оппозицию, а создавать условия для ее вызревания, роста и развития. Реальная оппозиция применительно к нашей ситуации могла бы возглавить протесты, сделать протест предсказуемым, конституционным.

Реальная оппозиция, которая имеет свою программу, ясные цели и задачи, которая борется за власть на деле, а не на словах, была бы благом и для самой власти. Чиновники бы всегда находились в должном тонусе, решения принимались на порядок более качественные, общество и бизнес получили бы возможности для своей партикуляции, эмансипации. Всё это в совокупности снижало бы коррупцию, повышало эффективность власти, улучшало бизнес среду и деловой климат, повышало бы конкуренцию и конкурентоспособность нашего общества. Повторю уже сказанное: современная экономическая модель капитализма невозможна без представительной демократии и реальной конкуренции.

И теперь дело за самой властью: какой она выбор сделает сейчас, после случшившегося, после трагических событий в Актобе?