Задолженность потребителей перед поставщиками коммунальных услуг составляет 8,2 млрд тенге, передает news.nur.kz. Об этом сегодня в ходе совещания правительства сообщил председатель Агентства РК по делам строительства и ЖКХ Серик НОКИН.

Читать новость

Цитата:
то есть сии факты говорят о том, что у большинства населения нет удовлетворенности качеством оказывемых им услуг и поставляемых ресурсов, а так же (что наиболее вероятно и важно) что большинству населения просто платить за услуги нечем, так как в могучем и процветающем мега-Казахстане ничего кроме тупых амбиций и понтов НЕ РАБОТАЕТ.....

Я участник боевых действий МВД в Чечне. Если бы кто-то сказал мне, что доведется общаться с людьми, принимавшими участие в чеченской войне, скажем так, «не с федеральной стороны», не поверил бы. Хотя… человек может только предполагать
В Чечне не принято было обсуждать, что мы здесь делаем. Говорили о другом: что нас «кидают» по боевым за спецоперации, что на нас списывают деньги, а нам их не выдают, несмотря на журналы учета боевых действий, в которых прописано, сколько на нас перечислили. Что жрать нечего и ходим у солдат картошку стреляем или по селу — гвозди продаем и столбы сосновые, потому что вместо провианта прислало наше любезное руководство несколько километров «колючки» и столбов для обустройства базы и блокпостов. Но о том, что мы здесь делаем, — нет. Мы же страну от террористов спасаем. И мирных чеченцев спасаем, которых долбим на блокпостах и вытаскиваем последние деньги, пригова-ривая: «Че, суки, расслабились тут при Масхадове? Ща мы вам советскую власть напомним!» — с такими словами наш коллега Саша вытряхивал деньги из проезжающих через блокпост. И он считал себя правым. Как он действовал у себя в родном городе, выбивая деньги из рыночных торговцев «кав-казской национальности», так и в Чечне. Не хочу вспоминать все, чем занимались мы в Чечне почти 10 лет назад, когда официально «ни войны ни мира». Это было мерзко. У меня был хороший друг, мы бы-ли в одном пулеметном расчете. Только с ним мы могли уйти вечером подальше от всех и поговорить: «Ты видишь, чего творим? Мы за ЭТИМ сюда ехали? Мы кого тут защищаем-то?» Его звали Алексеем. В Грозном он видел дом, в котором жил со своей семьей до 92-го года. Точнее — оставшийся фунда-мент. С ним мы нашли общий язык. У меня семья в Дубоссарах. Я видел, что такое «непонятная война», еще до Чечни. Недавно был в Финляндии, и мне предложили посмотреть лагерь беженцев, где живут в том числе и чеченцы. Я тогда не знал, что в лагере есть и чеченцы, которые воевали против нас. Узнал позже. Я хотел просто поговорить. Ахмед накрыл полный стол еды. Пьем чай. Периодически в комнату вбегают его дети. Он по-чеченски просит их выйти. Ему около 40 лет. В лагере все условия для нор-мального существования, но он не выглядит счастливым, даже просто спокойным. Он напряжен. Пла-нировалось, что разговор пойдет о жизни беженцев, но заговорили, естественно, о войне. Начал он, уз-нав, что я в составе ОМОНа ездил в Чечню. Вот его рассказ.
«Я пленных охранял. Русских. Старшим в лагере был. У нас тогда их много было. В основном срочни-ки, пацаны молодые. Нам их отовсюду привозили. С контрактниками мы, конечно, долго не разбира-лись. А срочников держали, кормили. Писали матерям. Они приезжали, у нас жили с детьми своими. Выкупали — уезжали. Когда были совсем бедные — отпускали. Они как дети все были, домой хотели к маме. По телевизору показывали, что их пытали, убивали. У нас такого не было, их даже не охранял толком никто. А куда им идти? К своим? Что они с ними сделают? Их уже списали давно. Вот и жили у нас, ждали, когда родители приедут. Когда к кому-то приезжали, они ходили и спрашивали: «А можно я с мамой вон туда отойду? А можно ребятам еды дам, что мне привезли?»
Другой чеченец, Аслан. Тоже воевал. Про войну говорил так, как будто мы давние друзья и он просто напоминает забытые подробности. Говорит, что в 1996 году в Чечне была эйфория из-за прекращения войны, все только и праздновали. Лишь позже стали думать, как теперь жить, все же разгромлено. От-строить ничего не успели — вторая война началась. В ней Аслан уже не участвовал, уехал. Вспоминает только первую: «Тогда все воевали. В отличие от второй войны, мы тогда за независимость боролись. А уж что потом эти бородатые делали…»
«Мы в лесу сидели, мимо шла колонна. Одна БМП встала. Такое случалось: машину оставляли, чтобы бойцы ее починили и догнали основную колонну. Мы вылезли, стучим прикладами по броне. Люк от-крылся. Оттуда вылезла голова лысая — маленькая такая, как мой кулак. Я ствол на него. Он мне: «Отец! Не убивай!» Я: «Ты что, сдурел? Какой я тебе отец? Сколько вас?» — «Трое». — «Оружие есть?» — «Да. Вот (просовывает три автомата)». — «Чего встали?» — «Ехать не хотели, шланг охлаж-дения сами перерезали — движок перегрелся, встали. А мы где?» — «В Чечне!» — «А нам сказали, мы в Ставропольском крае…» «Я этих пацанов дома потом держал, — вспоминает Аслан. — По хозяйству помогали. Переодел их. Мне говорили — сдай ты их. Кто узнает, проблемы будут, что русских солдат у себя держишь. А к нам прапорщик один приезжал русский на «Урале» — оружие продавать. Вот как-то раз привез оружие — я солдат разгружать послал. Они залезли в кузов и пулей оттуда. Я им, мол, вы чего? Они говорят — гроб там. Перепугались. Спрашиваю у прапорщика: «Кто там у тебя лежит?» Он говорит, мол, майора в часть везу, в Ставрополье. Я ему сразу: вывези пацанов из Чечни как сопровож-дающих «груз 200». Они сами не выйдут. Свои же не дадут. Вывези, там выпусти, пусть домой добира-ются». Дал пацанам форму. Одел их. Отправил. Прапорщик их вывез».
Многие беженцы благодарны Финляндии и намерены оставаться здесь до конца своих дней. Но не все. «Чеченцы должны вернуться на родину. Мы тут отдыхаем, а у нас дома такое творится! — говорит За-ур. — Вот я не воевал. Годы уже не те. Пошел дом свой посмотреть. Открыл подвал — оттуда два дула автоматов. И две пары глаз перепуганных. Солдаты русские. Сбежали, голодные, залезли ко мне в подвал — там банки, закрутки какие-то были, еда. Просили не отдавать их боевикам. Вытащил. Ору-жие спрятали, переодел. Жили, помогали по хозяйству, отъелись. Пишу им домой. Приехали матери, говорят, а можно они у вас еще немного поживут? Их, мол, если сейчас везти — как дезертиров поса-дят. Нужно время — договориться, придумать, как их вывезти и потом дальше куда-нибудь отправить. Чтоб военным и милиции не попались. Так мы с ними и жили. Отправил потом, когда матери снова приехали».
Я спросил Заура, кто был автором видео, на котором русским солдатам головы отрезали. «Мы этих лю-дей сейчас ищем, — ответил он. — Отмороженные какие-то были. Мы их найдем. Из-за них мы и государство построить не смогли. А вот зачем они это делали и на камеру снимали, а потом делали так, чтобы это в России увидели… другой вопрос. Кому, по-вашему, это надо было? Чеченцам это надо было? У нас забот не хватало?»
Вот. Поговорили. Мы, оказывается, можем говорить. Может, потому, что не в России сейчас? Смотрели с ичкерийскими бойцами друг на друга. Никто ни перед кем не извиняется. Мы все считаем, что были правы. По-своему. У нас гибли. У них гибли.
В дни войны нет-нет да и прошмыгнет мыслишка: чеченцы же тоже люди. У них есть родители. Семьи, дети. Они же не инопланетяне какие-то, не монстры. И жили не так давно еще в одной стране. Вот Грозный — обычный советский город. Дома, проспекты, памятники, школы... Все — как у нас. Кто мог тогда знать, что такое будет?

11 октября президент Грузии Михаил Саакашвили подписал указ о введении безвизового режима сроком до 90 дней для жителей Чечни, Ингушетии, Северной Осетии, Дагестана, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгеи.
Официальная российская реакция была очень бурной. МИД РФ назвал указ «провокацией» и «выходкой», заявил, что «сама по себе попытка поделить население России на разные категории противоречит нормам цивилизованного межгосударственного общения». Хотя, как известно, практика облегчения визового режима для жителей трансграничных областей практикуется давно, в том числе Россией (к примеру, на ее пограничных рубежах с Норвегией, Эстонией, Латвией, Литвой, Китаем). «Режим Саакашвили никак не может успокоиться… однако очевидно, что все его судорожные действия... не отвечают интересам грузинского народа», – резюмирует МИД, говоря уже и от имени грузинского народа.
Такая раздраженная реакция свидетельствует скорее о том, что успокоиться не может российский МИД, а не Саакашвили, действующий как раз крайне самоуверенно и хладнокровно.
Указ вызвал раздражение не только у МИДа. Первый вице-спикер Совета Федерации Александр Торшин заявил, что это «полный бред и полная глупость со стороны грузинских властей, и этим решением, видимо, преследуется цель – обеспечить упрощение контактов бандподполья на Северном Кавказе с грузинским бандподпольем и грузинской официальной политикой».