На сайте Tengrinews.kz публиковали стенограмму показаний Владислава Челаха, которые он дал сегодня, 5 декабря, на судебном заседании в Талдыкоргане:

Хочу сразу заявить, что убийство пограничников на посту "Араканкерген" и егеря Ким я не совершал. Обстоятельства происшествия и свои действия я рассказал на первом своем допросе в качестве подозреваемого, который проводился в ночь с 4 на 5 июня 2012 года, с 23 до 5 часов. Я полностью подтверждаю эти показания и хочу лишь добавить и уточнить некоторые важные обстоятельства.

Приблизительно 10 мая 2012 года меня вместе с Аганасом, Балгабевым, Максотовым, Амиргалиевым, Именовым привезли на пограничный пост "Арканкерген" для дальнейшего прохождения военной службы. На посту уже находились военнослужащие срочной службы Рей, Мукашев, Сагингалиев, Усипалиев, Ильясов, контрактники Сарсембаев, Акылбаев, Акышов и начальник поста капитан Кереев. Со всеми военнослужащими у меня сложились нормальные отношения. Неуставных взаимоотношений в том числе на национальной почве среди нас не было. Никаких конфликтов с солдатами и капитаном Кереевым у меня не было. 

Все солдаты-срочники и контрактники спали в одной комнате, в казарме, на двухъярусных и одноярусных кроватях. В казарме были также помещения: бытовая комната, комната вооружения, дежурная комната, канцелярия, комната индивидуальной воспитательной работы, столовая, кухня. Начальник поста капитан Кереев жил в доме офицерского состава (ДОС), состоящего из двух комнат - восточной и западной. В восточной комнате вдоль восточной стены здания стояли две одноярусные кровати, расстояние между которыми примерно около одного метра. В западной комнате ДОСа никто не жил. Обстановку ДОСа я знаю, потому что приходилось производить в нем уборку. Здания казармы и ДОСа были одноэтажными. Почти во всех комнатах казармы были окна.

При допросе свидетелей судья незаконно снимал вопросы защитника Сарсенова о размере окон и строении рам. Но я хочу пояснить, что окна казармы были одного размера, приблизительно 1,6 метра в ширину и 1,3 метра в высоту, без металлических решеток. Металлическая решетка была только на окне комнаты вооружения. И в окнах стояли деревянные рамы с поперечными перегородками в виде креста. Поперечная перегородка была размещена приблизительно в 50 сантиметрах от верхнего края рамы, а продольная проходила посередине рамы сверху вниз. Нижняя часть окон рам была приблизительно в одном метре от пола. При необходимости и желании человек мог свободно выпрыгнуть через это окно на улицу, разбив стекло. Такие же окна были в ДОСе. Полы в казарме и ДОСе были из деревянных досок, щелей между досками, куда могли бы в происшествии 28 мая 2012 года провалиться патроны и гильзы, не было. Стена кухни казармы была кирпичной и составляла примерно 2,5-3 метра с севера на юг. Ширина примыкающей к кухне столовой была около пяти метров. Между казармой и ДОСом был крытый тамбур с входными дверями с восточной и западной стороны. Из тамбура была входная дверь в ДОС. Она была расположена в западной стороне здания. Чтобы из казармы пройти в ДОС, необходимо была сначала выйти в тамбур, затем через западную дверь тамбура можно было выйти на улицу. 

После прибытия на пограничный пост "Арканкерген" меня ставили только на внутренние наряды, дежурным и часовым по посту. В другие наряды не ставили, так как в апреле мне была сделана операция. Дежурный в установленное время сменял часовых, у него находились ключи от комнаты вооружения и четырех сейфов, где хранились боеприпасы, сигнальные пистолеты и многое другое военное имущество. Дежурный передавал эти ключи сменяющему его дежурному. Всего на посту было 14 боевых автоматов калибра 5,45 миллиметра и один учебный, несколько сигнальных пистолетов, 4 или 6 биноклей, фонари, радиостанции, 14 саперных лопат, 14 касок и другое. У капитана Кереева был пистолет Макарова, который он почти всегда носил на ремне.

Гранат типа Ф1, РГД5 и оружия калибра 7,62 миллиметра на посту не было. Дежурный выдавал заступающему часовому автомат, подсумок с двумя магазинами без патронов, а также радиостанцию. Сам дежурный пристегивал на ремень подсумок с двумя автоматными магазинами без патронов и носил их до смены дежурства. Приказ не выдавать патроны часовым и дежурным дал капитан Кереев и они никогда не выдавались. Функции часового заключались в охране поста и патрулировании территории по маршруту от родника до дизельного вагончика, открывать и закрывать ворота на территорию поста, если приезжали автомашины из заставы, докладывать Керееву и дежурному о всех происшествиях. 

В ночь с 27 на 28 мая 2012 года я заступил в наряд часовым по посту с 4 часов до 8. Сменил я ефрейтора Мукашева, который дежурил до 4 часов 28 мая 2012 года. Дежурным по посту был Аганас, который выдал мне подсумок с двумя магазинами без патронов, закрепленный за мной автомат АГС номер 650 556, фонарик и радиостанцию. Около 5 часов утра, когда уже светало, я находился недалеко от "дизеля" и увидел, как ко мне бежит от казармы рядовой Аганас. Точно не помню, но по-моему он выбежал из казармы. Он был одет в камуфлированную одежду, бушлат, на ремень был пристегнут подсумок с магазинами, но автомата у него было. 

Когда он бежал, то кричал: "Бежим, на нас напали!" Когда Аганас бежал ко мне, то я увидел около казармы несколько ходящих людей, по-моему, в гражданской одежде, количество их я не запомнил. Когда Аганас почти подбежал ко мне, то я побежал по тропинке в направлении охотничьего домика. Я слышал, что Аганас бежит сзади меня. И в этот момент, когда я побежал, услышал за моей в спиной со стороны казармы частые выстрелы, похожие на автоматные. Когда я бежал, то бросил автомат, так как патронов все равно не было. Бежал так быстро и когда прибежал в домик, где проживал егерь Ким, то Аганас не прибежал за мной. В какой момент он отстал и свернул, в какую сторону, я не знаю. Когда я подбегал к дому, я кричал "Дядя Коля!". Я успел забежать в дом к егерю и Ким выбежал из левой комнаты в майке, трико или штанах темного цвета. Я стал кричать ему, что на пост напали, и стал просить помощи, но он ничего не говорил и только растерянно смотрел.

После этого я выбежал из дома егеря и побежал вверх по реке, так как думал, что за мной гонятся. Я пробежал примерно полтора километра до водопада, там спрятался в кустах. В районе водопада, я там прятался почти весь день, до того как начало темнеть. Я решил потихоньку пойти к пограничному посту и посмотреть, что там произошло. Метров за 200 до поста я спрятался в кустах и около получаса наблюдал. На посту было все тихо, людей не было видно. Тогда я решил пройти на пост.

Когда я зашел в тамбур между у казармой и ДОСом, то увидел лежащий перед дверью казармы труп капитана Кереева с огнестрельными ранениями. Он был в трусах и лежал на спине. Я зашел в казарму, где было уже темновато, увидел в коридоре на полу труп рядового Рея. Затем я зашел в спальню и увидел много трупов, которые лежали на кроватях и под кроватями. Потом я заглянул в столовую, где на полу увидел несколько автоматов, но не обратил внимания, были ли они с магазинами. В другие комнаты я не стал заходить и вышел на улицу, так как был в шоке от увиденного. На улице я стал думать, что мне делать и как поступить. 

От страха и растерянности я пришел к выводу, что никто не поверит мне, что я убежал и не совершал убийств, так как только я один остался в живых. Мне пришла мысль поджечь заставу для того, чтобы все подумали, что я тоже погиб и сгорел. Затем я зашел в ДОС и надел гражданскую одежду капитана Кереева, которую у меня изъяли после задержания, свою военную одежду и подсумок с магазинами и ремнем я бросил там же. В ДОСе и спальне я забрал сотовые телефоны, кошельки, так как подумал, что убитым они все равно не нужны. Вещи хотел продать и хоть какое-то время жить на полученные от продажи деньги.

Я зашел в комнату вооружения, в дверь, которая не была закрыта. Двери сейфов были открыты. В одном из сейфов я забрал бинокль. В канцелярии я открыл висевшим на гвоздике ключом сейф и забрал свой военный билет, а также имевшуюся в нем карту местности. На складе, дверь которого была открыта, банки валялись на полу, я взял несколько банок тушенки и каши, печенье, конфеты. Затем пошел в летнюю столовую, хотел поесть, но не смог, только немного выпил сока из пачки. Я принес канистру с бензином из склада и сначала немного облил летнюю столовую, после этого я стал обливать бензином каждое помещение казармы и ДОСа.

Когда я обливал пол в столовой, то около стены увидел труп неизвестного мне мужчины азиатской национальности в гражданской одежде. Этот труп я также облил бензином.

Когда обливал комнаты индивидуально-воспитательной работы то плеснул несколько раз бензин из канистры и не обратил внимания, были ли там трупы, так как было уже темно. Когда обливал бензином тамбур, то увидел возле лежащего рядом Кереева пистолет Макарова и пустую обойму, которую я забрал.

Затем зашел в ДОС и облил бензином обе комнаты и заметил, что стекла в окнах ДОСа отсутствуют, и это я вспомнил, когда меня расспрашивал адвокат Сарсенов. В западной комнате ДОСа, где не было кроватей, недалеко от входа на полу я увидел труп, лежащий на спине в гражданской одежде. Лицо трупа я не разглядел, так как было уже темно, но света в ДОСе не было. Этот труп я также облил бензином. Когда я забрал вещи В ДОСе и обливал бензином, не обратил внимания, лежали ли трупы под кроватями.

Когда закончился бензин в канистрах в пошел к вагончику с дизелем, чтобы взять еще. По тропинке возле пожарного щита я увидел труп Аганаса. Где у него была рана, я не заметил, и как он лежал сейчас я не помню. Место, где он лежал, я показал при проверке моих показаний на месте. На этом месте была обнаружена кровь, схожая по группе с Аганасом.

Я решил зайти к егерю Киму и узнать, что с ним стало, для чего прошел к его домику. Труп Кима лежал на веранде с множественными ранениями, я его не трогал и не перемещал. Я зашел в домик, забрав фотоаппарат, сумку и сигареты. После этого я пошел обратно к дизелю, где взял пластмассовый бачок с бензином и по пути к казарме подошел к трупу Аганаса. Не знаю, по какой причине, так как я совершал эти действия в каком-то замутнении, но я за ноги оттащил труп к реке, облил его бензином и поджег. После этого я пошел снова в ДОС и снова облил бензином.

В своих первоначальных показаниях в ночь с 4 на 5 июня 2012 года я показал, что в ДОСе никаких трупов не было, а также не сказал, что видел труп неизвестного в столовой. По этому поводу могу пояснить, что я находился в стрессовом состоянии, меня допрашивали почти всю ночь. Я был уставший и хотел спать. При допросе волновался, переживал по поводу случившегося.

После того, как я разлил весь бензин и поджег казарму […] Затем я пытался запрячь трех лошадей и уехать на них, они от меня убежали поэтому я пошел пешком по горам. Подробности, как я запрягал лошадей и они убежали, рассказывать не буду, так как об этом я показывал во всех своих показаниях и это соответствует действительности. Я только надел кавалерийское седло на одну лошадь. Когда я уходил, то на территории поста остались привязанные две лошади и две собаки, закрытые в вольерах. Обстоятельства моего задержания 4 июня 2012 года в зимовке, которые показали на суде свидетели, я полностью подтверждаю. Единственное, мне непонятно, куда пропал бинокль, который я забрал на посту и который лежал в сумке на момент моего задержания, но он не был обнаружен при осмотре зимовки.

В настоящих показаниях я, возможно, немного путаю последствия своих действий, так как с момента происшествия прошло уже полгода. От явки с повинной и последующих своих так называемых признательных показаний в совершении убийств я отказался на предварительном следствии, так как в них я оговорил себя в результате применения в отношении меня пытки и обмана при нарушении прав на личную свободу, защиту и получение квалифицированной юридической помощи. 

Я подтверждаю и настаиваю, что явка с повинной была написана мной при обстоятельствах, которые указаны мной в допросе от 10 августа 2012 года, под диктовку заместителя начальника Алакольского РОВД Бекбаева и прошу огласить том 42 лист с 46 по 55. Все детали якобы совершенных мной убийств, указанные в явке с повинной Бекбаев давал мне, дополняя мои пояснения о трупах, которые я видел на месте происшествия. Он же мне сказал писать, что я был дежурным, а не часовым, так как без этого невозможно объяснить, как у меня оказались патроны к автомату и пистолет. Так как я не знал, как был убит Аганас, Бекбаев сказал мне писать, что я убил его из пистолета в затылок. В том месте я видел труп около пожарного щита до того, как оттащил его к воде. Также он сказал писать мне, что я стрелял в казарме из пистолета Кереева, потому что там обнаружили пистолетные гильзы и пули. 

Естественно, что допрошенный в суде Бекбаев отрицал факты применения пыток и что он диктовал мне факты, так как если бы он признал это, то сидел бы на скамье подсудимых вместо меня.

При проверке моего заявления о пытках руководитель следственной группы Сырлыбаев, несмотря на мои просьбы и заявления защитника, не провел проверку моих показаний на месте, не предъявил мне на опознание Бекбаева, лишив тем самым меня права предоставить доказательства применения пыток. Перед моим вторым допросом 5 июня 2012 года в ходе которого я показал о якобы совершенных мною убийствах со мной беседовал какой-то человек, он представился подполковником КНБ, оперативником, и сказал мне, что знает о моей непричастности к убийству, но на допросе надо дать показания следователю, как я писал в явке с повинной. Ответить на все вопросы, сочинить и добавить нужные подробности, чтобы мне поверили. Он также сказал, что КНБ имеет информацию, что в действительности совершено нападение на пост и его проверяют, но чтобы не спугнуть этих "очень серьезных людей", я пока должен брать убийства на себя и некоторое время посидеть, так как на свободе меня могут ликвидировать.

Еще он сказал, что в камере мне нужно рассказывать о совершении мною убийств и при необходимости сочинять детали. Это необходимо, так как меня прослушивают в камере, и все должны были думать, что это моя […], потому что в камере меня тоже могут убить. Человек также сказал, чтобы я молчал о нашем разговоре и не рассказывал о нем следователям и адвокатам. Я поверил этому человеку, и поэтому… а также потому что боялся что меня изнасилуют и посадят в […] как обещал Бекбаев в случае отрицания мною в убийствах. Я сочинял при допросах в камере разные детали якобы совершенных мною убийств и моей жестокости. Чтобы придать естественности я сочинял, избил одного из солдатов, что с друзьями избил одну женщину, что мой дед имеет автомат и совершил несколько убийств. И это записано на негласной видеозаписи моих разговоров в камере. По этим обстоятельствам отказано в возбуждении уголовного дела, что является доказательством моих фантазий в камере ИВС. После первого разговора с подполковником у меня было еще несколько встреч с ним, на которых он говорил мне, что они работают и вот-вот задержат настоящих преступников. Он инструктировал меня, что говорить в камере, следователям и врачам на психиатрической экспертизе. Еще он говорил, что меня даже могут наградить за помощь.

Приметы этого человека следующие: азиатской национальности, около сорока лет, рост метр семьдесят - метр семьдесят пять, спортивного телосложения, волосы темные, стрижка короткая, особых примет нет. На русском языке говорит свободно, был всегда одет в гражданскую одежду, его я смогу опознать.

Когда моим защитником стал адвокат Сарсенов, он несколько раз предупреждал меня о прослушивании наших с ним свиданий и требовал, чтобы я ничего лишнего вслух не говорил, поэтому я написал об этом подполковнике маленькую записку и передал ее Сарсенову, а он сказал мне молчать до суда. 

Когда я ознакомился с материалами дела и увидел распечатки негласных записанных моих разговоров с сокамерниками, то понял, что подполковник КНБ все врал и меня попросту развели как лоха, чтобы мои официальные показания при допросах подтвердились другими доказательствами виновности.

Поэтому, понимая, что теперь никто мне не поверит, в невиновность в убийствах, я решил покончить жизнь и повесился в камере следственного изолятора. Меня спасли.

На предварительном следствии мое право на защиту и получение юридической помощи нарушалось с момента задержания. Мне не разрешили позвонить родственникам или знакомым, сообщить о моем задержании, пригласить для меня защитника. Если бы мне разъяснили эти права и дали ими воспользоваться, то я бы взял своего защитника. Незаконно подсунутый мне защитник, адвокат Галинов не выполнял свои обязанности, за два месяца он не имел со мной ни одного свидания, не оказал мне никакой юридической помощи. На многочисленных следственных действиях не задал мне ни одного вопроса, не заявил ни одного ходатайства и не подал ни одной жалобы в моих интересах.

Я не признаю обвинение в совершении краж, так как я не похищал чужое имущество, и лишь присвоил имущество погибших людей. Дезертирство я тоже не признаю, потому что моей целью, когда я покинул пограничный пост, было не уклонение от воинской службы. Я не имел намерений собирать сведения, составляющие государственные секреты и поэтому не признаю обвинение по статье 172 Уголовного Кодекса. Я не обращал внимания, что на карте, которую я взял в сейфе из канцелярии стоит оттиск, штамп с надписью "купия". О том, что казахское слово "купия" в переводе на русский означает "секретно", мне стало известно только в ходе предварительного следствия от адвоката. Поэтому, когда я забирал карту, я не знал, что похищаю секретные сведения и у меня не было умысла на это преступление. 

Уголовное дело о нарушении неприкосновенности жилища возбуждено незаконно, так как я проник в зимовку около 22.00 3 июня 2012 года, а жалоб от хозяйки дома Байтубековой по этому поводу не поступило. Пистолет Кереева я не похищал […] Как я уже показывал в суде, я признаю свою вину только в уничтожении военного имущества и незаконном приобретении и ношении огнестрельного оружия. 

Судью Ахметжанова и всех трех государственных обвинителей я считаю преступниками, так как на протяжении всего судебного разбирательства они допускают халатность, превышение власти, препятствуют правосудию. [Челаха пытается перебить судья] 

Подождите! Вы лишили меня права на защиту и справедливое судебное разбирательство, поэтому на любые вопросы судьи и прокуроров по делу отвечать отказываюсь! На вопросы потерпевших я тоже отвечать не буду, так как все, что я скажу, сидящие в зале преступники в погонах и мантии используют против меня.

Вот все, что я хотел рассказать. Показания по моей просьбе напечатал адвокат Сарсенов.