В октябре Русский театр драмы откроет 95-й сезон постановкой режиссера из Вологды Якова РУБИНА по пьесе Шекспира «Двенадцатая ночь, или что угодно». Сопровождает режиссера коллега по театру заслуженная артистка России, лауреат Государственной премии РФ Ирина ДЖАПАКОВА.

Режиссер рассказал «НГ» о творчестве, актерах и критике.

- У нас очередная комедия. Как выбирали материал?

- Кто-то подозревает, что это какой-то умысел, но на самом деле это совпадение. Я еще в мае приезжал сюда познакомиться с труппой, театром. Меня долгое время звал Александр Лиопа (главный режиссер Русскго театра драмы - "НГ"). Мы познакомились давно, на фестивале в Челябинске. Обсуждали - когда-нибудь, когда-нибудь - и вот я приехал. Изначально предлагал множество любимого, включая и Чехова, и Олби, и Шекспира в том числе. Остановились на Шекспире, так как нужно лучше узнать друг друга, а начать нужно не с кружевного. Чехов - как паутинка, очень нежный, и актеры должны хорошо знать режиссера, и наоборот. Шекспир достаточно груб, весел, эротичен, политичен.

- Шекспир писал достаточно глубокие вещи, чтобы смочь пройти мимо, - добавляет Ирина Джапакова.

- Мы в постановке пытаемся сделать так, чтобы зритель мог узнать сегодняшних людей, а не каких-то уже несуществующих и которые были якобы не такими, как мы.

- Сколько времени проходит от замысла до воплощения?

- Есть хорошие режиссеры, а есть такие, как я. У хороших режиссеров происходит так: сначала он работает над пьесой, у него вызревает замысел. С ним он идет, возможно, даже не к артистам, а художнику. Уточняет декорации, музыку. И вот когда все готово и даже костюмы затеяли, он приходит к труппе, начинает репетировать. У меня все с точностью наоборот. Я прихожу совершенно "голый". Знаю о работе столько же, сколько артист, и мы вместе начинаем в импровизациях, пробах сочинять совместно спектакль. С момента встречи с труппой у меня начинается работа над замыслом.

- Получается, актер - соавтор, а не инструмент режиссера?

- Это точно. Больше скажу - это идеал. У кого-то получается лучше, кто-то инертен. Ждем, когда кто-то вложит ему морковку в руки, тогда он будет ее грызть, сам не догадается. Есть другие, которые с предложениям. С такими работать и быстрее, и интереснее. Вот оно - соавторство, где история крепится одно на другое.

- Какие же у нас актеры в Костанае?

- Хорошие у вас актеры. Во-первых, тут хорошая творческая атмосфера. Она и деловая, и дружеская одновременно. Актеры хорошо относятся друг у другу и любят дело, которым занимаются. Они им живут, а не просто отрабатывают от сих до сих. Думаю, хорошая труппа, и не только она. Цеха творчески подходят к делу своей жизни. Не обо всех театрах можно такое сказать. Поехать на постановку получается очень редко. У нас есть свой театр, который требует 25-ти часов в сутки и все равно что-то будет не сделано. Сейчас я работаю в свой отпуск, смог уделить это время для давно обещанной работе в Костанае. Театр бывает живой и мертвый. У вас пока еще дышит.

- Что вас сегодня привлекает в театре?

- Актер. Актер и способ его существования на площадке, взаимодействие с актерами и зрителем. Отношения человек-персонаж. Давно меня уже не привлекают театральные спецэффекты: взрывы, трюки, дым. Сейчас шоу настолько развито и имеет большие возможности, театру не нужно с этим соревноваться. Театр в идеале - когда из ничего возникает целый мир. Есть китайский иероглиф, обозначающий слово "театр", буквальный перевод: боевой топор, возникающий из пустоты. Вот такой театр идеальный, только театр взаимодействия.

- Какие постановки сегодня нужны зрителю?

- Люди в зале разные. Есть совсем юные, есть очень образованные, есть случайно зашедшие, с развитым вкусом. Каждому нужно свое, единственное, что необходимо каждому, чтобы история была про него. Тогда мы забываем о заботах жизни.

- Следите за критикой? Важна ли она?

- Есть критики, к которым я бы прислушался. Есть критика конструктивная, которая развивает дело, которому она служит. А есть просто - я вот это не люблю и все. Критика не всегда приятна, но всегда полезна.

- Мы любим фестиваль "Человек-театр" в Челябинске и специально его посещаем. Как только приглашают, сразу едем, хоть и трудно покинуть свой город. Потому что там критики приезжают уникальные, - добавила Ирина Михайловна. - Они настолько подробно и полно разбирают спектакль, что все равно - хвалят или не хвалят. Они настолько точно это делают, что много мыслей возникает о своем росте. Специально привозим спектакли, чтобы понять, куда растить. Еще страшнее, когда они специализируются на определенном авторе. Как, например, Татьяна Шах-Азизова. Она все жизнь критиковал только Чехова, сколько "Чаек" она видела...

- Какая штука в театре происходит.., - включается в разговор Яков Рубин. - Мы с вами никогда не видели спектакли Станиславского, Вахтангова или Питера Брука. А есть театроведы, которые как энциклопедии. Вот ты думаешь, что первым догадался, а на деле - лишь завел велосипед. От театра не остается ничего, это не кино. Останется лишь воздух. Умер актер или просто перестал играть, спектакль рассыпался.

У зрителя ведь тоже что-то остается: а вот она на него так посмотрела, а я плакала во втором акте, слов вообще никто не помнит. У Александра Блока есть воспоминание: когда ему было 4 года, бабушка вывела его смотреть "Гамлета". И он говорит, что это произвело на меня огромное потрясение. Что может оставить "Гамлет" у 4-летнего мальчишки. Сама атмосфера, видимо, на него повлияла. Непонятно, что остается у людей, а критик настроен так, что он следит, сопоставляет и может сориентировать. Но только ради этого не стоит трудиться. Если мы не попали в человека, то спектакль не имеет смысла.

- Как у нас будете попадать в человека?

- Есть формула, не мной придуманная. Если играешь про себя, то, возможно, еще про кого-то. А если не про себя - то не про кого. Удастся ли? Мы всегда находимся в зоне риска. Но если в ней не находишься, то, скорее всего, не занимаешься искусством театра.

- На какой стадии сейчас спектакль?

- У нас основная работа уже готова. Сейчас работаем над деталями. В идеале зритель должен прийти и сказать: вот актеры здорово сыграли и воплотили роли, а где тут работа режиссера? С костюмами произошло недоразумение. Актеры очень переживают, шить их начнут после 1 сентября, когда закончат со школьной формой. К сожалению, сдача спектакля будет в репетиционных костюмах.

- Вы уедете, а спектакль останется. Следите потом за своими работами?

- Это ужасно. Дело в том, что премьера - это не конец работы над спектаклем. Это конец первой части, самой грубой. Потом начинаются тонкие вещи, после премьеры их нужно уточнять, дожимать. Как воспитание Эйнштейна. От родов до конечного результат проводится большая работа. Этот спектакль я брошу, с самого начала в ужасе от ситуации. Спектакль должен находиться под опекой создателей этой истории. Для дальнейшего развития, а не транслирования того, что найдено к премьере. Поэтому я против такой работы, режиссер должен быть в театре и не дать рассыпался спектаклю. Безотцовщина - это ужасно.