По газетным страницам вновь прошуршали споры о моратории на смертную казнь. Поводы к этому весомые: и философский конгресс в Казахстане, и отмечаемый в Европе день защиты моратория на смертную казнь. Вопрос, конечно, серьезнейший. Только так хотелось бы, чтобы о нем размышляли, исходя из нашей реальности. Но я почему-то вспоминаю расхожие пожелания малышам: съесть ложечку каши то за маму, то за папу, то за бабушку.

При всем уважении к мировой цивилизации наш собственный опыт и наши собственные возможности при решении таких вопросов значимее мирового признания. Ну неужели те пляски на голове, которыми мы в свое время так увлеклись в сфере образования да и в иных сферах, еще не научили нас, что делать нечто для того, чтобы заслужить хвалы заморских дядь, не самый лучший путь к процветанию страны? 

Разве не так же обстоит дело и с вопросом о смертной казни? По мне, так он вообще не имеет абстрактно-гуманистического ответа: мол,  нельзя, и все тут. Не будем же мы, не зная соперников и положения на шахматной доске, рассуждать о том, кто должен выиграть партию, либо без конкретного диагноза судить о больном только на основании того, что где-то такие суждения приняты.

Я не за жесткость. И не за оправдание судебных ошибок, как естественных издержек. Но глубоко убежден, что мораторий на смертную казнь сам по себе ни сокращению преступности, ни общей гуманизации общества способствовать не может. Чтобы ответить на вопрос о реальной значимости моратория, уместно проанализировать, как в той или иной стране обстоит  дело с характером преступности и особенно тяжких преступлений, с киллерством, насколько глубоки традиции кровной мести, какова вероятность возможной гибели в местах заключения и т. д., и т. п. И, конечно же, учесть обычаи и менталитет народа. Если в Либерии до сих пор готовы приносить в жертву детей, то какое вообще значение будет иметь там подобный мораторий? Не может ли автоматическое принятие моратория в определенных условиях напоминать покупку авиалайнеров для мест, в которых еще нет посадочных полос и диспетчерских служб?

Да и кто те менторы, что нас учат? Европейские витии, оплакивающие казни убийц и довольно-таки спокойно принявшие бомбардировки Югославии, растерзание Каддафи? Или, может быть, убийства не по приговору уже не столь негуманны?

Так чего мы хотим: красиво выглядеть перед кем-то или того, чтобы убийств по приговору, либо без оного, у нас стало меньше? Если последнего, то смотреть на проблему надо комплексно: с учетом всех реальных форм насилия (а не только казни по приговору) и состояния массового сознания. Ну не издевка ли над здравым смыслом - упрекать в жестокости народ, жаждущий казней злостных убийц, если  Интернет и телевидение буквально переполнены этой жесткостью и кровавыми разборками, в которых зло, как правило, карается смертью, да еще и мучительной?  Грустно. Но порою чудится, что ритуальные пляски вокруг моратория на смертную казнь – лишь очередные фокусы, отвлекающие внимание от многообразных ликов жестокости и подлинных злодейств в мире, где все мы уподобляемся римскому плебсу, отравленному Колизеем.